«После обеда был Преображенский, наговорил много хорошего», – запись в дневнике драматурга Александра Николаевича Островского, посетившего Тверь в мае 1856 года. Скромный, но дорого стоящий в глазах понимающих людей памятник человеку, о котором мало кому известно в современной Твери. Кто такой Василий Алексеевич Преображенский, что сделал, чем отметился в истории Тверской земли?
Официальная справка: «Преображенский Василий Алексеевич (1819–1862) – краевед. Род. в с. Мологино Старицкого уезда в семье дьякона. Учился в Тверской духовной семинарии, курса не окончил. В 1838 поступил в Ржевский земский суд писцом, в 1839–43 писарь в Мологинском, Павликовском и Дарском волостных правлениях Старицкого уезда, письмоводитель в канцелярии Новоторжского окружного начальника государственных имуществ. С 1843 чиновник канцелярии тверского губернатора, с 1845 – Тверской Палаты государственных имуществ. С 1860 – судебный следователь 2го участка Тверского уезда. Чиновник Тверского губернского статистического комитета. Основные работы посвящены экономике Тверской губернии. За работу «Описание Тверской губернии в сельскохозяйственном отношении» (Спб., 1854) Ученым комитетом Министерства государственных имуществ награжден золотой медалью (1851). Также опубликованы: «Скотоводство в Тверской губернии» (Тверь, 1862), статьи о монастырях Твери и Тверской губернии в «Тверских губернских ведомостях». Умер в Твери, похоронен на Смоленском кладбище» (из энциклопедического справочника «Старица и Старицкий район». Тверь, 2001).
В общем, перед нами провинциальный чиновник, скончавшийся от чахотки всего лишь в сорок четыре года. Впрочем, по тем временам могли сказать: пожил. Сравнительно успешный – из самого социального низа выбравшийся на довольно высокую ступеньку служебной карьерной лестницы: дослужился до титулярного советника. Но таких было в те годы не одна тысяча. Все эти писари, стряпчие, секретари – мелкая провинциальная чиновничья среда, воспетая Гоголем и блестяще высмеянная СалтыковымЩедриным. Кто они для нас?
Преображенский был чиновником. Он им стал отчасти поневоле. Из семинарии его исключили с уничижительной характеристикой: «по безуспешности впредь учения». После этого у него было два пути: сельский дьячок в отдаленном приходе или сельский же мелкий чиновник. Он выбрал второе, и – произошло чудо. «Безуспешный» ученик смог выйти «в люди» и стать одним из самых ярких писателей Тверской губернии XIX столетия.
У нас есть его портрет кисти великого Григория Сороки: худой, красивый молодой человек в гражданском щегольском костюме. Правая рука с небольшим перстеньком опирается на книгу, на переплете которой надпись: «сельс. хозяйс. отношен. 1851». Провинциальная культура России, жившая еще отголосками романтического стиля начала XIX века, любила на портретах изображать предметы, свидетельствующие о славе и достоинствах изображенных лиц. Вот и здесь изображен объект, ставший звездным часом Василия Алексеевича: его труд «Описание Тверской губернии в сельскохозяйственном отношении». Оборот украшает пояснительная надпись: «Губернский Секретарь Василий Алексеев Преображенский сочинитель Сельскохозяйственного описания Тверской Губернии удостоенного золотой медали. 1851 года 5 мая».
Преображенский писал много и после этого: «Историческая записка о Тверском Малицком Николаевском монастыре» (1855), «Историческая записка о Тверском Рождественском девичьем монастыре и его достопамятности» (1856), «Остатки монастырей в Твери и окрестностях ее» (1859), «Историческая записка о Ниловой пустыни, что на озере Селигере» (1853). Целая серия статей, помещенная в «Тверских губернских ведомостях» 1850х годов, показывает его как наблюдательного яркого рассказчика, знающего жизнь самых отдаленных уездов губернии изнутри.
Мы публиковали (и еще будем публиковать) в рубрике «О чем писали «Тверские губернские ведомости» выдержки из его главного сельскохозяйственного труда. Василий Алексеевич давал их в «Тверских губернских ведомостях» в 1852–1854 годах еще до выхода в печать этой своей книги, так что читатели нашей газеты имели удовольствие впервые увидеть и оценить его понастоящему «вкусный» текст. И мы можем оценить. Вот перед вами крошечный отрывок из начала его знаменитой книги. Это – краткое статистическое описание губернии, предваряющее схемы и таблицы.
«…Верхний край губернии изобилует реками и озерами. Не соха заманила сюда жителей, а рыболовная сеть и судно купца. Здесь земледелец искореняет леса топором и огнем, и бороздит между пней суковатою бороною. Города в этом краю удалены друг от друга и все наперечет… За (древней границей Новгорода и Твери. – П.И.) расстилается легко взволнованная холмами равнина берегов Волги, с Медведицей, Кашинкою и другими притоками. Там издревле собралось население и истребило леса; там развиваются в гражданской и торговой жизни древние города Кашин и Тверь; там богатеют г. Калязин и село Кимра; там славятся своею древностью села СкнятинГородок, БелГородок, Эдимоново, Городня и Кушалино; людская деятельность кипит на 36 ярмарках, 35 базарах, в разных фабричных и промышленных заведениях…»
Это писал чиновник! Бесконечно далекий от того, чтобы быть только чиновником.
У его церковных произведений была странная судьба. Почти все они вошли в состав более поздних сочинений. Причем вошли чуть ли не страницами. Описание НиколоМалицкого монастыря почти целиком вошло в книгу иеромонаха Феофилакта (Виноградского), описание Савватьева монастыря (оставшееся в рукописи) – в публикацию протоиерея В.Ф. Владиславлева, описание Рождественского монастыря – в книгу об истории обители 1890х. И всегда, если за откровенно казенным и сухим языком поздних писателей (кроме текста Владиславлева, но Владиславлев единственный честно делал ссылку) вдруг прорывается яркое сочное русское слово – это слово Василия Преображенского. Остальные духовные авторы при использовании его текстов на первоисточник не считали нужным ссылаться, но речь исключенного из семинарии «за безуспешностью впредь учения» прорывается сквозь сухой и казенный слог успешно закончивших оную, как свежая трава из выжженной земли. Парадокс – никто в середине XIX века не мог писать на историкокраеведческие темы в Тверской епархии лучше этого исключенного семинариста.
Преображенский был верующим человеком, несомненно, для него неудача в духовном образовании была большой личной трагедией. Несомненно, что, будь он священником, он смог бы сделать много добра на духовном поприще и мы знали бы его как выдающегося проповедника и писателя.
Василий Алексеевич не дожил до массового появления краеведческой литературы (это началось буквально через годдва после его кончины).
Едва ли не половина текстов Преображенского осталась в рукописях. В 1860х благоговевший перед памятью своего предшественника по тверской статистике Николай Иванович Рубцов коечто из них публиковал. Но с его отъездом из Твери в 1869 году постепенно и о Преображенском стали забывать.
К счастью, остались книги и рукописи. Для нас. И дай Бог, и наших потомков, которые о Преображенском еще вспомянут добрым словом.
…Теперь понимаете, что великому Островскому было о чем с ним поговорить?
Павел ИВАНОВ
