1 октября 1912 года в семье русских поэтов Николая Гумилёва и Анны Ахматовой (Горенко) родился первенец, которого назвали Львом. Возможно, надеясь, что подобно покровителюживотному он будет царствовать среди умов современников. Или же наречение произошло в честь автора эпохального романа «Война и мир», к слову, в год столетия Бородинской битвы. Впрочем, все могло оказаться гораздо банальнее: девичья фамилия его бабушки по отцу была Львова.
Хотя биографы и утверждают (причем совершенно справедливо), что родился Гумилёвмладший и жил какоето время в Царском Селе, сам Лев Николаевич связывает свои первые детские воспоминания с Бежецком, куда его привезли в шестилетнем возрасте.
«Я родился, правда, в Царском Селе, – писал Лев Гумилёв, – но Слепнёво и Бежецк – это моя отчизна, если не родина. Родина – Царское Село. Но отчизна не менее дорога, чем родина».
Слепнёво – родовое имение матери Николая Семёновича, Анны Ивановны Гумилёвой (той самой Львовой). Расположено оно в 15 километрах от Бежецка – тогда небольшого провинциального городка Тверской губернии.
Николай Гумилёв нелестно отзывался о Слепнёве: «такая скучная незолотая старина». В письме к Анне Ахматовой он сообщает: «Каждый вечер хожу по Акинихской дороге испытывать то, что ты называешь Божьей тоской… Мне кажется, что во всей вселенной нет ни одного атома, который бы не был полон глубокой и вечной скорби». Эти же мотивы наполняют и стихи про то же бедное Слепнёво:
Как этот вечер грузен,
не крылат!
С надтреснутою дыней
схож закат,
И хочется подталкивать
слегка
Катящиеся вяло облака.
Анна Ахматова, в отличие от своего супруга, вспоминала о Слепнёве с юмором, а иногда с теплотой и даже восхищением. Впервые Ахматова приехала сюда прямо из Парижа, «и горбатая прислужница в дамской комнате на вокзале в Бежецке отказалась признать меня барыней и сказала комуто: «К слепнёвским господам хранцуженка приехала…». Это была глухая провинция для молодой, но уже известной поэтессы, тем более что «за плечами еще пылал Париж в какомто последнем закате».
Увы, ни Анна Андреевна, ни Николай Семёнович частыми посещениями бежецкую землю не жаловали. Они были заняты своими проблемами. А тут еще разразилась Первая мировая война, затем грянула революция… Даже небольшие посылки и денежные переводы из СанктПетербурга в тверскую глубинку доходили редко. Тем более родители Лёвы практически не выбирались сюда.
Мальчику, естественно, недоставало родительской ласки. Впрочем, это вынужденное невнимание сполна компенсировала бабушка Анна Ивановна. Конечно, известие о том, что сына расстреляли (а случилось это в 1921 году), подкосило добрейшую Анну Ивановну, но с тех пор ее смыслом жизни стал внук. К счастью, у него нашлись и хорошие учителя. Например, преподаватель обществоведения и литературы в старших классах железнодорожной школы Александр Михайлович Переслегин, который любил общаться с юным Львом, и не только потому, что мальчик был сыном двух великих русских поэтов, но и имел интересные суждения по многим аспектам литературы. Природа явно не отдыхала на сыне гениев, она как бы собрала воедино все лучшее, что было в его родителях.
«Поэт в России больше, чем поэт» (Евгений Евтушенко), тем более такие, как Николай Гумилёв и Анна Ахматова. А потому их сыну пришлось вдвойне расплачиваться за это самое «больше».
Едва он появился в Ленинграде и поступил в университет на исторический факультет, как был арестован. Энкавэдэшники несколько поторопились – не было собрано достаточно компромата на 22летнего Льва Гумилёва. Пришлось его отпустить. С большим трудом удалось восстановиться на факультете, но тут «созрел» новый арест. На этот раз дошло до приговора – пять лет с отбыванием наказания в лагерях. Война «освободила» Гумилёвамладшего, и бывший ЗК протопал рядовым Красной Армии по фронтовым дорогам от Бреста до Берлина.
После войны Лев Николаевич сдал экстерном экзамены за полный курс университета и поступил в аспирантуру. Однако тогда прогремел печально знаменитый доклад товарища Жданова, в котором Ахматовой отводилась роль представителя «безыдейного реакционного литературного болота». Само собой, сына опальной поэтессы исключили из аспирантуры. Но Гумилёв чудесным образом умудрился всетаки защитить кандидатскую диссертацию и предусмотрительно уехать в археологическую экспедицию на Алтай. Впрочем, это не спасает. Его находят и там и тут же арестовывают. На сей раз срок увеличен вдвое – 10 лет лагерей, сначала под Карагандой, потом под Омском. А в списках начали ходить три строчки Анны Ахматовой:
Муж в могиле,
Сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Другой бы сломался, но только не Лёв Николаевич. Он даже в лагерях не прекращает исследовательскую работу. С помощью своих сокамерников изучает восточные языки, что стало неплохим подспорьем в будущем. Гумилёв вышел на свободу только в 1956 году.
Но посыпать голову пеплом было некогда. В 1960 году его приглашают читать лекции на исторический факультет родного университета, в 1962 году он устраивается на работу в Эрмитаж и в том же году защищает докторскую диссертацию. Тема не совсем обычная – «Древние тюрки». И вообще спектр интересов Гумилёва лежит именно в этой плоскости. Достаточно назвать его монографии: «Хунну», «Открытие Хазарии», «Поиски вымышленного царства». Кстати говоря, научные труды ученого – «От Руси до России», «Древняя Русь и Великая степь» – выходили массовыми тиражами…
Но вернемся на тверскую землю, к истокам жизни великого ученого. Вот как он сам описывал свою малую родину. «Место моего детства, которое я довольно хорошо помню, ибо с рождения и до 20 лет жил там и постоянно его посещал, оно не относится к числу красивых мест России. Это – ополье, всхолмленная местность, глубокие овраги, в которых текут очень мелкие реки. Молога, которая была в свое время путем из варяг в хазары, сейчас около Бежецка совершенно затянулась илом, обмелела. Прекрасная речка Остречина, в которой мы все купались, – очень маленькая речка – была красива, покрыта кувшинками, белыми лилиями…
Этот якобы скучный ландшафт, очень приятный и необременительный, эти луга, покрытые цветами, васильки во ржи, незабудки у водоемов, желтые купальницы – они некрасивые цветы, но очень идут к этому ландшафту. Они незаметны и очень освобождают человеческую душу, которой человек творит; они дают возможность того сосредоточения, которое необходимо, чтобы отвлечься на избранную тему… Вот поэтому дорого мне мое тверское, бежецкое отечество. Потому что именно там можно было переключиться на что угодно… Ничто не отвлекало. Все было привычно и поэтому – прекрасно. Это прямое влияние ландшафта…».
Лев Николаевич вообще не любил громких слов и редко говорил о своем далеком прошлом. Тем больше цена этому гимну бежецкой земле, произнесенному на выступлении в Центральном доме литераторов в декабре 1986 года. Взрослым человеком Лев Николаевич посетил Слепнёво и Бежецк дважды: в 1939 и 1947 годах. В 1980х, однако, отказался от приглашения, сказав: «Я помню Бежецк чистым, зеленым городом… Не хочу разрушать эту память».
В 1990 году Лев Николаевич перенес инсульт, но продолжал работать. Сердце Гумилёва-младшего остановилось 15 июня 1992 года. Он похоронен на Никольском кладбище АлександроНевской лавры.
А его яркая жизнь – пример тому, что удары судьбы не должны быть «отвлекающими маневрами» на пути к великой цели.
