Ирина Попова родилась в Твери, а живет в Голландии. Никогда не планировала стать фотографом, а стала одним из самых востребованных и актуальных фотодокументалистов. Она не космополит, как можно было бы подумать. «Пять месяцев в Голландии разрушили все мои идеалы о космополитизме и „гражданстве мира“, – пишет Ирина о себе. – Впервые почувствовала, что я русская, и никуда от этого не денешься. Потому что я смотрела в детстве „Чебурашку“. Потому что я лазала по крышам гаражных кооперативов и жевала гудрон вместо жвачки. Потому что моя бабушка до сих пор собирает со стола все крошки от хлеба и засыпает в рот, так как в ее жизни была война».
– Никогда не собиралась быть фотографом. Когда пришла в фотошколу к Юрию Фёдорову, меня так восхитили фотографии, которые висели на стене! Неужели можно так снимать? И попросилась учиться. С этого все началось. Это был первый шаг, и важно, какие люди рядом с тобой в это время. Спасибо моим учителям.
Параллельно Ирина училась в ТвГУ на отделении журналистики. Потом попала на Дельфийские игры, где «неожиданно» ее признали начинающим талантом. Там она и сделала свои первые «истории».
– За 24 часа нужно было снять историю. Я жила в гостинице напротив вокзала, рано утром не спала, думала, что снимать. Пришла на вокзал, увидела цыган: грязных, неотесанных, но оченьочень живых. Боялась достать камеру и начать их снимать: они же дикие, мало ли что. А потом оказалось, что они очень дружелюбные, а меня они воспринимали как НЛО. Спрашиваю: где вы живете? Там, в лесу. Можно с вами? Я не могла себе представить, что люди так могут жить: картонные домики, обтянутые полиэтиленом. При этом у них традиционный уклад: варят свои традиционные блюда, поют свои традиционные песни.
Ира – путешественник. Жизнь в движении по миру – ее стиль. В большом и разном мире рождаются большие и глубокие проекты. В беседе она остановилась на ключевых.
– Очень хотелось поехать на Кавказ, – говорит она. – Ничего не зная про этот регион, но горя интересом, мы отправились в путь. Со мной был друг, который мне во всем помогал. Изза того, что он украинец, нас не пустили в Южную Осетию, куда больше всего хотелось. Там шли перестрелки, стояли блокпосты. Мы проснулись рано утром и увидели колонны танков, идущие на юг. Июль 2008 года. Мы решили двигаться на восток. Поехали в объезд через Чечню, Ингушетию, Дагестан, Азербайджан, чтобы конечной точкой оказалась Грузия. В каждой республике я делала фотозарисовку. В Чечне меня восхитили очень мужественные, сильные и прекрасные чеченские женщины, которые пережили все испытания. Они героически восстанавливают разрушенные села, растят детей, при этом умудряются оставаться очень красивыми. Дагестан. Нам говорили: не ездите в горы, там ваххабиты, а мне дико хотелось именно в горы. Вышли на дорогу, и первая машина, которую поймали, была с водителем, направлявшимся из Москвы в Дагестан на свадьбу. Поехали с ним. Там очень красивые обряды, живут настоящие коренные лезгины, которые так танцуют… Обычно я снимаю истории по наитию. Просто появляюсь в какомто месте, а потом все развивается вокруг меня само собой, а я просто успеваю двигаться, чтобы щелкать. Иногда историю нужно выстраивать логически, и тогда для одного кадра нужно потратить больше времени. Я знала, что в Азербайджане есть место, где лечат нефтью, где люди купаются в ней. Я поняла, что это метафора всего, что там происходит, мегасимвол страны. Я готова была голову об стену сломать, чтобы сфотографировать человека, купающегося в нефти.
Ирина попала в Нафталан и сняла мужчину в ванне, наполненной нефтью, а потом поняла, что запланированные карточки ей кажутся надуманными, и «настоящая фотография случается по волшебству, ее невозможно придумать».
– В Грузию мы въехали в тот день, когда началась августовская война. Было мутно, плохо и страшно. Мой друг сказал, что надо «валить», а я понимала: нужно остаться. Он уехал с польской эвакуацией, а я осталась в Тбилиси одна, без журналистских документов, без денег. Единственный российский журналист на территории Грузии. Было очень страшно. Както связалась с «Русским репортером» и «Огоньком», и оказалось, что все очень хотели моих репортажей. Я снимала танки, сгоревшие БТРы. Не видела убитых – только раненых, но уже понимала, что чтото не так. Это не мое, я не хочу быть, как все те фотожурналисты, которые, как бешеные, набрасываются на падаль, и им много платят за картинку с кровью. Я поехала в лагерь беженцев, притворилась, что я полячка. Польские журналисты меня прикрыли (я говорила только поанглийски), и я осталась в лагере, потому что в Тбилиси ничего не происходило: там сидели эти журналисты в дорогущих гостиницах, пили дорогое грузинское вино и ждали, когда начнется бойня.
В перерывах, чтобы отдохнуть от войны, нужно вернуться в любимый Петербург, говорит Ира. Попутешествовать по рекам и каналам. Просто, чтобы смыть ощущение, что в мире все плохо.
В Питере и случилась «Другая семья». История, взорвавшая общественность.
– Меня спрашивали: Ира, зачем ты снимаешь маргиналов? Я говорю: может, я сама немножко маргинал? «Другая семья» – это семья панков, неформалов, наркоманов и двухлетней девочки – их дочери, которая живет с ними. Эта история перевернула меня. Я стала переосмысливать фотографию, искать границу того, насколько ты можешь влезть вглубь чужой жизни. Когда я сделала выставку, опубликовала снимки в Интернете, был большой скандал. Пошел неостанавливаемый снежный ком: требования забрать ребенка из семьи, осудить родителей, начались преследования меня как фотографа. На какойто момент захотелось отказаться от всего…
После «Другой семьи» Ирина оказалась на Кубе.
– Я решила на время уехать из страны. Начался кризис, закрылся на время «Огонек», мне нечего было делать, и я подумала: а какая у нас страна без визы? И купила билет на Кубу… В этой стране все делится на мир для туристов и мир для простых людей, которые там живут. И эти два мира не соприкасаются. Ты приезжаешь туда, покупаешь валюту специальную туристическую, и на эти деньги можешь есть в ресторанах для туристов, жить в гостиницах для туристов. Жизнь местных совсем другая, и она туристам не видна.
А потом была Сибирь. История про Богучанскую ГЭС и затопление сибирских деревень. И ездила Ирина снимать не то, как там строят чтото большое и великое, а людей, которых выселяют из своих домов.
Для хорошего фотографа нужно уметь быть прозрачным: «Главное – не нарушить естественный мир своим присутствием». И любить людей, интересоваться их жизнью. Ире важно, что происходит с людьми.
– Мне везет на людей. Они хорошие, честные, открытые, и с ними нужно быть такими же. Рассказываю, чем я занимаюсь. Не всегда снимаю: разговариваю, слушаю. И люди открываются.
На днях Ирина уезжает на север Африки: Марокко, Алжир, Тунис, Ливия, Египет. Чтобы там искать простые человеческие судьбы, втянутые, помимо своей воли, в бесчеловечные политические разборки.
Александр ДЫЛЕВСКИ
