Заслуженный артист России, актер Тверского академического театра драмы Валентин Кулагин человек интересный, но самое главное – с четко обозначенной жизненной позицией и, как сам признается, скверным характером, а посему актер «неудобный». Да и подход к новым ролям у него особенный, без заготовок и клише, с чистого листа. По-другому не умеет. В этом году исполняется 25 лет, как Кулагин в театре, а «заслуженного» актер получил накануне открытия 265-го сезона, то есть вот только что.
Утром 1 сентября, когда все дети идут в школу, дождя не было, но он явно собирался. Кулагин сидел в холодной гримерке, «которая все лето нагревается, а зимой сразу остывает», курил и пил чай.
Кулагин, вот хоть совсем прищурь глаза, внешне на актера не похож. Константин Юченков, например, похож, а Кулагин нет. Короткостриженый, с серьгой-бусинкой в левом ухе, хулиганской улыбкой. Он вообще другой. Кажется даже, что во всем случайный. Он и в театр попал, как сам говорит, «случайно». Чемпион России по гребле на байдарках, расстался с веслом «из-за почек». С корабля на бал. С байдарки в музыкальное училище, да еще не куда-нибудь, а на дирижерско-хоровое отделение. Впрочем, дружил с хоровыми партитурами недолго, после первого курса бросил.
Кулагин рассказывает свою жизнь как веселую историю, хотя чувствуется, что все не так весело, как на словах. В школе, например, умудрился экзамен по химии сдавать учителю физики и наоборот. Говорит, музыка как математика, а математика в школе не была подругой.
Проблески мыслей о театре были, когда смотрел кино. Например, смотрел «Сталкера» Тарковского, ничего не понимал, но ловил себя на мысли о том, что есть какой-то другой мир, не этот. И он красив. «Вот эта музыка, бегущая вода, а под водой смешение времен, народов, мыслей…»
В театральную сторону Валентина Кулагина подтолкнула Валентина Федоровна Гончаренко – актриса Калининского областного драматического театра, с ней он познакомился во время работы в ДК «Пролетарка». Решив, что хочет «завязаться» с театром, недолго думая, поехал поступать в столицу в Институт культуры. Поступать решил на режиссерское отделение, привез экспликацию «Сказок старого Арбата» Арбузова, даже эскизы декораций приложил и получил в итоге «отлично».
– Я все рассказал, меня экзаменаторша спрашивает: а о чем ставить будете? – вспоминает Кулагин. – А я и не думал, о чем ставить. Я ведь читаю – мне нравится. Атмосфера произведения, музыка слова. Откуда я знаю, о чем ставить. Смотрю на нее и говорю: «О стариках». Брякнул просто так. А она: «Молодец! Пять!»
Правда, поступить Кулагин так и не смог. Сочинение на двойку написал. Навалял шесть листов, хотя мама всегда говорила: «Меньше напишешь – меньше ошибок сделаешь».
В Горьковское театральное училище поступал сам уже не помнит как. Как-то. Как химию сдавал в школе, наверное.
– Мне наш Мэтр (Крипец Владимир Моисеевич, педагог училища) говорил: «Кулагин, ты вообще как ко мне поступил?» А я ведь не был даже на предварительном прослушивании, в Горький приехал за три дня, судорожно учил «Капитанскую дочку», какие-то стихотворения…
– На мастерство каждый день уходило 6–8 часов, остальное время – общеобразовательные предметы. Но не это главное, – признается Кулагин. – Там нас пытались научить в первую очередь самостоятельно мыслить. И это неоценимая школа. Человек, знающий материал, но не имеющий собственного мнения, пуст. И в театре так же. Театру нужна личность. Внешние данные, внутренний мир: эта субстанция потом спрессовывается, получается комок. Это Леонов, Евстигнеев… А мастерство приходит. Обезьяну тоже можно научить курить.
Кулагин относится к театру максимально серьезно, культово-трепетно. По Кулагину, в театре нельзя работать: театр – это миссия, тайна.
– Ты выходишь на сцену, и эта сцена, которая на протяжении многих веков существует, – загадка. Вот эти метр-полтора над зрительным залом, и сам зал – это два мира. Ты тут, а они – семьсот-восемьсот человек – с другой стороны. Ты их не видишь, но чувствуешь, как зал дышит, как движется, как он затаился. Театр удивителен. Вот трубач хорошо играет на трубе, спортсмен высоко прыгает, а театр – это когда собираются люди, берут искусственно написанный текст, искусственный свет, искусственные декорации, и в этом искусственном мире рождают жизнь. Удивительно!
А миссия, по мнению Кулагина, проста, как математика: сделать
– Невозможно ведь уже, – курит он уже четвертую сигарету. – Я всегда, как еду в машине по городу, смотрю в окно, и мне вспоминается шикарный сонет Микеланджело в переводе Вознесенского. Еду и повторяю эти строки: «Угрюмый гигант из священного шланга мой дом подмывает. Он пьян, очевидно. Избыток дерьма в этом мире, однако».
Кулагин не понимает, почему к физическим законам мы относимся как к непреложным, а понятия категорий нравственных и духовных так размыты у многих людей. Вроде как есть законы, но нас они вроде как не касаются…
– Достоевский (любимый классик Валентина Кулагина. – А.Д.) ведь хотел докопаться до сути человеческого зла, дойти до «дна простуженной души». Он заглянул, увидел и ужаснулся, а мы так легко к этому относимся…
Но хорошего больше, уверен Кулагин. Просто плохое всегда плавает на поверхности, а добро – оно тяжелее и глубже. Вот она и есть актерская миссия – поднимать добро наверх.
– Театр занимается не чем иным, как духовной жизнью общества, душой человека. А у нас в России все начинается с души… Это доказывает и тот факт, что приходят и уходят вожди, политики, сменяются флаги и гимны, а театр остается. Сейчас есть Интернет, телевидение, 3D, 4D, 5D, а театр все равно никуда не девается, и люди идут в него.
Кулагин это знает. Он пришел в Калининский драматический театр после окончания училища в 1985 году, на старте перестройки. Он говорит, что для русского театра это было благотворное время. Табаков, Васильев, Виктюк…
В Калининской драме для Кулагина тоже была школа.
– Это была мощнейшая труппа, – говорит он. – Татаров, Мирзоев, Хонина, Сафронов, Гатаев, Андрианова, Рычкова, Брусин, Рассказов и многие-многие, у кого можно было и хотелось учиться.
Для Веры Ефремовой Кулагин был «мальчик», она его так и называла, а на сцену театра молодой актер впервые вышел в спектакле «Змеелов». Играл «пионера какого-то».
За 25 лет Кулагин сыграл около тридцати ролей в театре. И как бесценные жемчужины хранит свои самые удачные роли. А их у него, по собственному мнению, пять-шесть, не больше. Это роль денщика в постановке Валерия Персикова «Денис Давыдов», главная роль в пьесе «Эквус» Питера Шеффера, роль Чонкина в спектакле «Необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» по роману Владимира Войновича, шут в «Двенадцатой ночи» по Шекспиру. А вот Осипа в «Ревизоре» удачной ролью не считает и вообще говорит, что Персиков взял его на роль потому, что Кулагин лысый. Каждая новая роль у актера – как испытание, с чистого листа, чтобы «другим быть, не повторяться».
– Чтобы зритель не думал: «Ага, Кулагин вышел, ну, я знаю, что он сейчас будет делать». Город-то у нас маленький, в театр ходят одни и те же. Так зачем им идти на Кулагина, если они Кулагина уже видели в другом спектакле? Я и работаю над тем, чтобы так не было, я всегда разный.
Вот поэтому и неудобный он, актер Кулагин. Он не сразу входит в роль, а буквально вживается. Трудно с ним режиссерам. У Кулагина давняя мечта: поставить пьесу «Дети» Горького. Не «Дети солнца», а «Дети», но пока это лишь мечта, хотя заметно, что Кулагину очень хочется, и душа рвется.
В театре с утра пусто. Накануне встречи Кулагин вернулся из Москвы, почти не спал. Показывает на стол соседа по гримерке Тараса Кузьмина, хвалит: «Тарас хороший парень, молодец. Читает вот Оскара Уайльда». А Кулагин что читает?
– Кулагин читает Сергея Юрского «Кто держит паузу» и классику, по пятому-шестому кругу. И не надоедает.
А насчет «заслуженного»… считает себя не то чтобы недостойным звания, а вроде
– Я знаю многих актеров в этом театре, которые более достойны, но звания не получили. А я… Да сколько таких по всей стране бескрайней трудовой…
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
