Борис Тимофеевич родился неподалеку от Твери, на станции Редкино. На крик новорожденного мир отозвался перестуком вагонных колес и зовущим гудком паровоза. Наверное, поэтому «охота к перемене мест» так прочно обосновалась в нем, определив не только его жизненную, но и литературную судьбу.
Борис Воробьёв так «сочинил» свою жизнь, что в ней он практически не делал того, чего не хотел.
Борис Тимофеевич с детства бредил морем. Отслужил восемь лет на военноморском флоте. Романтический туман однажды рассеялся. Понял: «Не то…» Сошел на берег. Не то чтобы хотел, но был не прочь создать семью. Попробовал: «Не то…» Ушел в закоренелые холостяки.
Из всех наук сильнее всего влекла история. Поступил на исторический факультет МГУ. После трех лет обучения разобрался: «Не то…» Бросил.
Будучи студентом, впервые почувствовал «творческое беспокойство». Начал делать записи в тетради: «Вроде бы то…» Хотя даже мысли о писательстве допустить не мог. А между тем подоспел возраст истины – тридцать три года. Никаких аналогий с Мессией, а вот Илья Муромец весьма кстати вспомнился: пора было с «печи» неопределенности слезать, богатырские косточки размять.
Устроился Борис Воробьёв в строительномонтажную бригаду. Контора столичная, «Спецмонтажстрой» называлась. Но работа подходящая – командировки по всему Союзу. В Москву возвращался редко и неохотно:
– Хотя и прожил в ней тридцать пять лет, а при малейшей возможности выбирался куда подальше. Чувствовал себя инородным телом даже в той, тишайшей (по сравнению с нынешней) Москве.
Дух романтического авантюризма гнал его из душных городов, требовал хлесткого ветра в лицо, безоглядной воли, мимолетных ярких встреч с неординарными людьми, общения с дикой природой, преодоления обязательных трудностей и неизбежных экстремальных ситуаций. Не раз Борис Тимофеевич чудом оставался жив. Дважды в него стреляли: по случайности и прицельно.
Во время дежурства на военном крейсере его помощник чистил табельное оружие. Напротив сидел Воробьёв, читал какуюто книгу. Увидев, что сослуживец чересчур увлекся своим пистолетом, резонно предупредил того быть поосторожнее. Однако выстрел всетаки раздался. Пуля просвистела у самого уха Бориса Тимофеевича и вошла в стену, белую, как неудачливый стрелок в этот роковой момент.
Другой случай. Произошла стычка с начальником штаба. Проще говоря, врезал Воробьёв ему («Было за что!») так, что улетел начальник под стол. Да недолго там пробыл, выскочил, достал пистолет… К счастью, корабельный доктор рядышком стоял: толкнул руку разгоряченного штабиста – пуля в потолок угодила.
Мой собеседник как бы вскользь упомянул и о том, как чуть не утонул в Балтийске. Зря, что мастер спорта по гребле и парусному спорту. Решил искупаться в штормовую погоду…
Я бы не стал пересказывать эти посвоему любопытные эпизоды из жизни Воробьёва, не будь они прямым образом связаны с его произведениями. И все же основным побудительным мотивом к творчеству явились непростые отношения писателя с безумно любимой им природой. Еще в молодые годы Борис Тимофеевич был страстным охотником. Теперь же он еще более страстный ненавистник этого «варварского увлечения». Воробьёв считает, что никакие оправдания тут неуместны и наказание обязательно последует: «И не только мне одному, к сожалению».
Уже много десятилетий писатель живет в ожидании справедливого возмездия. Нет, он не посыпает голову пеплом, а в меру своих сил и таланта пытается художественным словом донести до читателей скорбные уроки личного опыта и пристрастных наблюдений за поведением человека на земле.
– Нам досталась прекрасная планета: синее небо, чистая вода, щедрая земля, потрясающий по разнообразию и красоте животный и растительный мир. Пришел человек и объявил себя венцом природы. Както в школьные годы я оговорился на уроке (мы проходили поговорки): «Венец – делу конец!». Увы, оговорка, похоже, оказалась пророческой.
Мой собеседник начал говорить, казалось бы, банальные вещи о том, что вся история человечества сводится к истории войн. Сравнивал современного человека с троглодитом, которому вручили телескоп, а он, вместо того чтобы глядеть на звезды, приспособил его на манер дубинки, дабы сподручнее было добывать себе пищу.
Более же всего Бориса Воробьёва поражает изощренная жестокость людей по отношению к природе. В частности, к животному миру. Так, например, заклинатель змей, чтобы продемонстрировать зевакам «чудеса» собственной реакции, «накачивает» кобру наркотиками или зашивает ей рот. А предприимчивый охотник, поймав птицу, выкалывает ей глаза. На крик жертвыприманки слетаются ее сородичи – к неописуемому восторгу палача.
Писатель с сожалением констатировал, что человеческая цивилизация несет миру разрушение и гибель. «Неужели все так мрачно? – не унимался я. – Ведь вы не одиноки в своем стремлении повлиять на умы своих соплеменников».
– Увы, – ответил Борис Тимофеевич, – нас настолько мало, что в математике подобные величины вообще не принимаются во внимание. А это даже не математика, а жизнь, ставшая в наше время дешевле дробины.
Такие вот неутешительные признания сделал в нашей беседе восьмидесятилетний прозаик, написавший с десяток приключенческих книг, среди которых наверняка многим известные «Мангазейский ход», «Легенда о Гончих псах», «Прибой у Котомари», «Десять баллов по Бофорту» и «Весьегонская волчица». О последней повести сам Воробьёв отзывается особо:
– Эта вещь, пожалуй, единственная, которая хоть както оправдывает мое грешное пребывание на земле.
О художественных достоинствах «Весьегонской волчицы» свидетельствует даже такой вроде бы формальный факт: повесть вышла в трехтомнике из серии «Литература о животных», где собраны лучшие произведения подобного жанра в мире. Борис Воробьёв напечатан в одном из томов в соседстве с Джеймсом Кервудом («Гризли») и Джеком Лондоном («Зов предков»). А одноименный фильм, снятый по этой повести Николаем Соловцовым на московской студии «Актуальный фильм», получил Главный приз зрительских симпатий, а также Приз Андрея и Станислава Ростоцких на фестивале российского кино «Окно в Европу» (2004).
Сегодня Борис Воробьёв живет в поселке НовоМелково Конаковского района в небольшом деревянном домике, который смастерил своими руками. Живет один. Впрочем, на его попечении десятка два беспородных кошек. По словам хозяина, у каждой свое имя и свой норов. Забавно смотреть, как он возится с ними, как заботлив и обходителен, он – некогда заядлый охотник, хладнокровный и удачливый. Что же касается творчества, то оно неизменно и постоянно на первом плане. Недавно Борис Тимофеевич завершил многолетнюю работу над книгой, посвященной тайнам и загадкам истории.
В мае этого года «Книга тайн» Бориса Воробьёва увидела свет. Да вот только «свет» ее вряд ли заметит: тираж издания мизерный даже по нынешним меркам – 30 (тридцать!) экземпляров. И тут автор бессилен, поскольку «сочинение на вольную тему» за него дописывает наше меркантильное время.
