В руках резчика это материал для творчества
Если бы встретить Александра Сергеевича Щеглова на улице, ну или в трамвае, и подумать, кем этот человек может работать, то на ум пришло бы: сказки пишет или вырезает по дереву. Внешность – она коварная, подчас выдает нас с головой…
До встречи он представлялся совсем другим: может быть, суховатым, худым, с острыми скулами, с бородой… Совпала только борода. В квартире ни стружек, ни запаха дерева, лишь в комнате полки шкафов чем только не забиты: на одной – матрешки, на другой – преподобный Нил Столобенский, на печке домовой ноги свесил, на дверных ручках колокольчики висят деревянные.
Александр Сергеевич – мастер народных промыслов, ремесленник. Но инструмент в руки не брал с марта. Болеет. У него редкая и очень тяжелая болезнь Крона. В 1973 году, спустя год после службы в армии, Александру Щеглову сказали, что протянет с таким диагнозом 10–12 лет. А он вот живет!
Но болезнь изменила его жизнь кардинально. Работал оператором электрокара на полиграфкомбинате, после постановки диагноза – растерялся.
– Как раз в это время у меня родилась дочка, – рассказывает Александр Сергеевич. – А куда мне работать? Дали вторую группу инвалидности. И начал осваивать резьбу по дереву.
За два года, пока был на группе, и научился основам резьбы.
А началось все «в запале». В художественном салоне увидел деревянную маску за 90 рублей. Зарплата Щеглова на комбинате была 140. Посмотрел он, и кольнула мысль, что сам себе такую маску сделает за день-два. И сделал. Из липы вырезал.
А когда Александру Сергеевичу дали третью группу инвалидности и пришло время устраиваться на работу, пошел он в Союз художников за советом: как быть. Порекомендовали ему научно-исследовательскую лабораторию по развитию художественных промыслов, что на улице Крылова.
– В лаборатории место резчика оказалось уже занято, – рассказывает Щеглов. – Мне предложили: веди хозяйственную часть; если будем расширяться, пойдешь на резьбу. И я начал по худсоветам ездить, очень интересно было. Делали образцы для производства, а на худсоветах эти образцы утверждали. И потом это стало профессией…
При советской власти, говорит Щеглов, ремесленники исчезли, загнали их в кружки «Умелые руки». А без реализации исчезает профессия, теряется ее суть, остается голый труд, но это уже не ремесло, это
Перед Московской Олимпиадой 1980 года в Калинине на базе объединения художественных изделий и игрушек открылся цех народных умельцев. Цех был хорош тем, что за изделия хорошо платили. Щеглов тогда получал, как говорит, бешеные деньги – 25 рублей за час.
– Фабрики выпускали тогда только резьбу-геометричку и матрешки. Магазины стояли пустые, а рукодельников было много. Вот настоящие мастера и поставляли свои работы в магазины. Спрос был огромный.
Спрос и сейчас большой. Сувениры, подарки на дни рождения и свадьбы, корпоративные подарки. Метут, оказывается, успевай только делать. Но у Александра Сергеевича сердце ноет о другом.
– До революции были сословия купцов, ремесленников, а сейчас – сословие торгашей. Раньше была культура в торговле: сделаешь наценку выше обусловленного – из гильдии купцов выгонят. Сейчас сословия разрушились, цен на изделия нет, работа теряется. У нас сейчас росписник, чтобы расписать пятиместную матрешку, получит только 70 рублей, а он за день ее не распишет. Отсюда все и пропадает… В Твери сейчас у мастеров нет возможности выйти на улицу со своими изделиями. Возьмем Трехсвятскую. Там война будет, если мастера придут. Несмотря на то, что у тех, кто торгует там сувенирами, никто ничего не покупает, они все равно делают стопроцентную накрутку. Покупают в Москве за копейки – здесь продают за бешеные деньги. Это значит рубить сук, на котором сидишь. Это не хула, это правда. Навести порядок должна власть. Чтобы возобладало первичное: не торговать, а изготавливать. Приду, поставлю табуретку, сижу, вырезаю. Кто хочет, покупает. У современных торговцев нет понятия «не дороже», у них есть «не дешевле». Но кого дурят? Люди, которых обманывают, их кормят, отдавая свои деньги. Это же лопнет
Сегодня понятие промысла стало таким же архаичным, как и его синоним – ремесло. По Владимиру Далю, ремесло – это «рукодельное мастерство, ручной труд, работа и уменье, коим добывают хлеб». Можно ли добыть сегодня ремеслом хлеб, если это ремесло – резьба по дереву? Оказывается, не только на хлеб – на колбасу хватит. Потому что, говорит Щеглов, спрос на дерево был и будет всегда. Железо любит очень узкий круг людей, оно все же холодное, а дерево теплое – теплое для рук.
Несмотря на то, что говорит мастер: «Это наша культура, со старины идущая», – не стоит путать промысел с художественным творчеством. Тут или – или. Поэтому много раз было желание назвать Александра Сергеевича художником, но это было бы неправдой, да и сам бы он не согласился. Хотя он художник по складу ума, тут не отвертится.
– Рисовать я не умею, – говорит Александр Сергеевич. – Но я вижу на деревяшке, что нужно рисовать. На бумаге я не могу это изобразить. Бывало, резьбу делаю, а роспись никто не может сделать так, как я вижу. Был случай, когда я уже отчаялся и попросил жену. И она расписала. И эта роспись была утверждена на областном худсовете.
Нельзя не сказать и о щегловских героях. Всех этих симпатичных домовых, сидящих, свесив ноги, громовиках, лесовиках. Признается мастер, что его иногда упрекают в поклонении язычеству, а он спокоен в этом смысле. Это не язычество, а традиции. Это же не божки, чтобы им поклоняться. Ну давайте выкинем домового, тогда уж и Бабу Ягу заодно. Что останется? Как говорит Щеглов: «пекинесы-телепузики».
– Да и нет у меня страшных. Они же все добрые. А если они добрые, значит, и поступки совершали добрые.
Александр Сергеевич сам похож на своих героев. Добрый и такой «мягкий на вид». Для детей в особенности. Всю жизнь, пока занимается резьбой, он – с детьми. В домах культуры, в епархии. Все уговаривал: возьмите, потратьте перед сном два часа, вырежьте ковшик, и у вас на другой день денег и на обед хватит, и подружку в кино сводить. В последнее время Александр Сергеевич детский кружок не ведет из-за болезни…
Достает из шкафа нерасписанные заготовки.
– Резьба простая. Техника тут одна – безопасность, чтобы пальцы не порезать.
Дерево мастер покупает у мужичка в деревне как дрова. Одно полешко – шесть рублей. Отдает шесть рублей, и это уже не полешко, а заготовка. Он потом из этого полешка наделает себе не на одну сотню. В основном режет ольху. Липа тяжелее, ольха красивее. Липа дорогая, а ольха везде есть.
– Конечно, и из других пород режут, но это ведь промысел. Здесь важно количество. Если на яблоне делать, то цена-то какая будет…
Есть у него, конечно, эдакие придумки: шахматы, например, «царский двор» в сундуке или «лесные», где Баба Яга – королева, а Кощей – король. Игровые причем не путают игрока, но ведь и себя хочется иногда потешить, сделать
Вот как этот замочек. Маленький навесной замочек из дерева, разве что без ключа. Закрывается. Ну красота! «Щелкнешь, прям
Промыслы – сложная штука. Промысловиков не надо финансировать, говорит Александр Сергеевич, им нужна программная государственная поддержка, благоприятные условия для развития. Ведь спрос есть, будут и мастера. Выпускало же профессионально-техническое училище № 12 резчиков каждый год. Где они все? Менеджеры?
– Промыслы тайну имеют, туда нельзя под флагами, как и в церковь под флагами нельзя. Туда каждый идет по-своему…
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
