Борис Михня поставил в театре драмы новый спектакль по знаменитой пьесе Григория Горина
«Феномены» Григория Горина в Ивановском драматическом театре назвали «хорошей советской комедией». Новая постановка Бориса Михни по хрестоматийной пьесе, представленная зрителю на второй день после открытия сезона в Тверском академическом театре драмы, очень удобно помещается в эту незатейливую формулировку.
Едва ли кто не знает Григория Горина. Полюбившиеся фильмы, снятые по его сценариям, расхватаны на цитаты: «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Дом, который построил Свифт», телеспектакль «Маленькие комедии большого дома». «Феномены» Горина – золотая середина его творчества. Пьеса написана в 1984 году, с тех пор поставлена многими театрами страны.
История, рассказанная Гориным, проста. В московскую гостиницу съезжаются люди, обладающие феноменальными способностями: телекинезом, телепатией, способностью видеть сквозь стены. Этих людей пригласил влиятельный журнал, чтобы оценить их необычайные способности и написать о них. Уже много лет таких «феноменов» собирает по всей стране персонаж пьесы Елена Петровна Ларичева. Она верит в сверхвозможности человеческого мозга, даже несмотря на то, что в большинстве случаев ее «феномены» оказывались шарлатанами и жуликами.
Борис Паулович Михня уже касался творчества Горина: играл «того самого» Мюнхгаузена в собственной постановке «Самого правдивого». В своей новой работе он взял сложную роль Олега Ларичева – персонажа, безусловно, центрального. Потухший феномен Ларичев, «продавший солнце» ради семьи, жалеет жену, над которой смеются, а потом сам же выставляет ее на посмешище.
«Феномены» – очень камерный спектакль. Действие происходит в одном гостиничном номере. Здесь и кипят страсти. Актерский состав подобран до мелочей четко, и каждый образ попал в цель. Видящий сквозь стены Клягин – герой народного артиста России Владимира Чернышова – двигатель всего действия, человек, привыкший все менять, веселый, поверхностный, немного безответственный и очень несчастный. Его сосед Михаил – до мозга костей советский шоферюга с усами и в майке, нелепый, неуклюжий, грубый, но единственный способный понастоящему искренне любить. Его необыкновенный «образ в тапках» создал заслуженный артист России Андрей Журавлёв. Их третий сосед Иванов, инженер, «читающий мысли», в исполнении блистательного народного артиста России Леонида Брусина получился очень правдоподобным советским инженером в пиджаке и с полными карманами рационализма и обтекаемых вежливостей, вроде «голубчики» или «я бы вас попросил».
Выбивается из этой команды лишь сама Елена Петровна (заслуженная артистка России Ирина Кириллова), в ярких костюмах с широкими отворотами, фанатически горящими глазами. Ее героиня упорно терпит и насмешки, и то, что ей в лицо откровенно лгут. Она не верит ни Клягину, ни тем более Иванову – верит лишь шоферу Прохорову. И верит вообще в то, что делает. «Да, товарищи, в нашем деле много шарлатанов! Ну и что? Разве это аргумент? В какой области науки не встречаются шарлатаны?.. А я в вас очень верю».
Пьеса Горина, как и ее интерпретация Борисом Михней, – это многослойная метафора. Что понимать под феноменом? Способность смотреть сквозь заборы или под прилавок буфета? Было бы слишком очевидно. Феноменальность Горина – в противопоставлении сверхдара обычной человечности. Вот человечность – феномен, а все остальное, что называется, от лукавого. И если телекинез не удивляет даже прагматичного Иванова, то в понятие феноменальности драматургом вложены доброта и понимание. Когдато обычные, теперь это явления редкие. И здесь «хорошая советская комедия» – то, что называется непошло смешным, незлобивым и незатейливым, неспособным довести зрителя до смеха в голос, превращается в гротеск, где смеешься, понимая, что отчасти это смех над самим собой. А хорошая комедия – это всегда смех, идущий из глубины понимания трагичности смеха. В плохой комедии мы смеемся над другими, в хорошей – над собой.
«Феномены» не тот материал, чтобы бить в лоб, поэтому и впечатления оставляет ровные, не будоражащие внутреннее спокойствие, ибо архетипов, таких, что создавал Горин и воплощал на сцене Михня, пожалуй, и не сыщешь ныне. Разве что Клягин впишется в современное общество с его забавной уверенностью, что жену можно вернуть, показав справку, но не подозревая, что справка – обман, как обман и способ ее получения. Эта уверенность в «волшебном жесте», нежелание видеть себя, самообман делают из него очень современного человека.
Образ Ларичева, воплощенный Михней, – образ человека потерянного и обретенного одновременно. Он потерял возможность быть неповторимым и уникальным, но обрел жизнь, в которой его неповторимость для него не видна вовсе, но сильнее для его жены, ради которой «он себя растоптал». Его герой показывает, что так важно, спустившись на землю из заоблачных высот, стать счастливым здесь, делать счастливыми других. Он показывает это непримиримостью и смирением одновременно.
Трудно постичь жизнь в ее глубинной сути, порой проще отнестись к чуду, ибо оно не требует усилий над собой. Любое произведение любого жанра взывает каждого зрителя к размышлениям о бытии, а если не взывает – оно перестает быть искусством. Сегодня мы привыкли усложнять и зачастую не понимаем простоты, видим в ней подвох, ибо не приемлем очевидности в ее мнимой «скучности». Но мы ведь отлично знаем, что большинство добрых советских комедий сделаны по принципу простоты замысла и что зачастую они вызывают грусть. И это – феномен жанра, феномен времени. Простая, на первый взгляд, история, открывшая новый сезон в Тверском театре драмы, даст много поводов вернуться к ее осмыслению.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
