За реликтовыми деревьями в Твери никто не ухаживает
С директором Ботанического сада ТвГУ Юрием Наумцевым мы осматриваем старовозрастные деревья в центре Твери.
– Если его подлечивать, то он сможет прожить и еще двести лет, – Юрий Наумцев внимательно смотрит на кряжистый огромный дуб в заброшенном парке возле бывшей городской больницы № 2. – Ему лет двести. Видите, раньше за ним ухаживали, следили. В условиях города за старыми деревьями нужен уход. Сухие ветви надо удалять, потому что они первыми подвержены грибковым инфекциям, сначала грибки поражают сухие ветви, а потом страдает и живая ткань. В городе вообще деревьям плохо. Особенно в современном большом городе. Если дерево в городе прожило сто лет, то вид у него такой, как у дерева в живой природе вдвое большего возраста…
Юрий Наумцев согласился провести небольшую экскурсию по центру города. Но смотреть просто так на деревья, как предполагалось первоначально, не получилось. Юрий Викторович оценивал окружающую городскую среду глазом специалистаботаника и ландшафтного дизайнера, и никакого восхищения у него она не вызывала.
– У нас не понимают, что можно делать зелень в городе произведением искусства. Привыкли действовать простыми штампами. Голубые американские ели, однолетники на газонах, сейчас еще мода на туи пошла. Ну ладно, сажайте, но хотя бы следите за ними, хотя бы работайте. Я не могу видеть без боли, когда «благоустройство» сводят к тому, что покупают в питомнике туи и втыкают их, чтобы тут же угробить без ухода. Лучше бы они лебеду на клумбе выращивали, было бы честнее… Или платят немалые деньги, пытаясь у нас на клумбах выращивать все подряд: даже карликовую тундровую березу пробовали в центре города. Есть хорошая поговорка, точнее, непререкаемое правило работы грамотного ландшафтного дизайнера: стиль определяет ассортимент. Достаточно одного взгляда на то, что мы сажаем, чтобы стало понятно: у нас отсутствует стиль в ландшафтном дизайне. А ведь когдато Россия славилась своими садами и парками. Англичане, создатели пейзажных «английских» парков, лучшим пейзажным парком мира считают наш в Павловске под Петербургом. Русская парковая школа – заслуга великих Николая Львова и Андрея Болотова. Даже взять наш Ботанический сад Тверского госуниверситета – это настоящий шедевр русского пейзажного садовопаркового романтизма. Это в городе единственная территория, где практически никогда не было застройки, где сохранилась и мастерски оформлена природная естественная среда. Но это в Твери осталось одноединственное место. А остальное?
Остальное мы и осмотрели. Юрий Наумцев очень приятно обрадовал хорошим знакомством с тверской историей и старовозрастными городскими деревьями. Несмотря на то, что с самого начала он говорил, что знает только старые деревья Ботанического сада (а в нем есть несколько великолепных дубов, лип и вязов возрастом за сто тридцать – сто сорок лет), оказалось, что с городскими деревьями вне сада он тоже неплохо знаком, просто несколько менее близко.
Идея каталогизации и распространения информации о старых деревьях Твери Юрию Наумцеву очень понравилась. Причем, с его слов, ничего тут нового нет, уже несколько раз в масштабах России этот вопрос ставился. На научных конференциях об этом много раз говорилось. Но – воз и ныне там. Даже если более или менее описаны сами деревья, что толку? У подавляющего большинства людей эта тема не вызывает никакого отклика.
Как возможный путь «достучаться» до сердец горожан может быть акция вроде работающей в Ботаническом саду программы «Возьмите дерево в семью», когда конкретная семья сажает молодое дерево или ухаживает за тем или иным старым, знает его историю, бережет и передает ее другим. Но программа, несмотря на все усилия сотрудников сада, не стала массовой – только около двух десятков деревьев обрели друзей. У нас в городе старовозрастных заброшенных деревьев минимум вдвое больше… Вернемся, кстати, к ним.
– Относительно дубов на улице Рыбацкой во дворе областной детской больницы и во дворе дома № 5. Им немногим за сто. Знаете, было такое время в конце XIX века, когда в России государство поддерживало сады в городах. Эти дубы из того времени, ровесники наших дубов из Ботанического сада. Они слишком молодые? Они старые, учитывая то место, где растут. Чувствуют себя они неважно. Протянут, конечно, сколькото еще… Теперь о липах. Липы растут быстрее: большим деревьям у бывшей больницы и на Рыбацкой, лет по восемьдесят, может быть, немного больше. Это тоже очень хороший возраст для города… Ну вот что это такое? – Юрий рассерженно ковырнул ногой в тротуар под липой. – Это все равно, что человека посадить в полиэтиленовый пакет, долго вы в нем проживете? Квадратик в полметра земли им оставили в асфальте.
– Но они вроде ничего…
– Потому что раньше, до прошлого, позапрошлого года, им везло гораздо больше… а еще больше везло до того, как придумали асфальт. А что будет с ними теперь, легко догадаться.
Стрелка улицы Рыбацкой и набережной Волги, одно из лучших и красивейших мест в Твери, густо заросла кустами, так что и Волги уже не видно. А прямо на газоне колосился борщевик, уверенно забивающий и лужайки бывшего «воксала» и выходящий на улицы города.
– Знаете, есть такая Черная книга агрессивных видов растений, – продолжает Юрий Наумцев. – И борщевик, и американский ясенелистный клен в первых строках этой книги. Мало того, что борщевик ядовит, так у него огромная парусность, колоссальная продуктивность, и у нас нет для него естественных врагов. Он занимает ту нишу, откуда вытесняет исконные наши растения. Или клен ясенелистный. Растет быстро, тоже огромная продуктивность. Но – тридцатьсорок лет, и растение уже дряхлое, корявое, его надо убирать. А липа или вяз на этом месте могли бы еще много десятилетий расти и расти. Ктонибудь у нас занимается уборкой этих зарослей на улицах и в парках? Ну вроде же как все зелененькое, вроде и не надо делать ничего… А надо работать! Но не хочет никто.
(После этой проповеди я даже не стал просить Юрия Викторовича съездить на кладбище, где накануне, с риском пробираясь сквозь борщевик, осмотрел последнюю оставшуюся липу из посадок 1840х годов при разрушенной церкви Неопалимой Купины. Липа еще стоит, с подожженной сердцевиной, обломанная, горестная. Видя, как Юрий обращался к деревьям, как к живым людям, подумал, что еще одно деревоинвалид в окружении борщевика – это будет слишком…)
В Затьмачье, где еще остались порядочные островки городской исторической застройки, положение с деревьями оказалось несколько лучше. Роскошные дубы возрастом лет по двести на Головинском валу за горбольницей № 1, несмотря на все утраты, продолжают радовать глаз.
– Слава Богу, что у нас еще целы речные долины! – прокомментировал Юрий. – И только бы их подольше не трогали. Пусть они будут, пусть там даже будет помойка, но только не трогайте их никаким «благоустройством».
Немало старых (многим хорошо за сто – сто пятьдесят лет) деревьев сохранилось за заборами, в основном между участками. Один такой дуб – по улице Ефимова – даже понравился моему сопровождающему. Зато относительно великолепных лип в конце Троицкой улицы (район домов № № 44–46) среди почти двухсотлетней жилой застройки Юрий встревоженно заметил:
– А эти суховершинят… чтото им не нравится. А! Понятно что, они же завалены внизу стройматериалами.
По окончании посещения Затьмачья директор Ботанического сада вздохнул:
– Ненавижу юмориста Задорнова – с его «тупыми американцами». Может быть, в чемто они и такие, но отношению их к природе нам бы поучиться! Дома у них, да, картонные – на одно поколение. Но эти дома часто под деревьями, которым по сто – двести лет. И берегут эти деревья, как нам и не снилось. Ощущение от домов у них поэтому, как от дворянских усадеб, в которых живет не одно поколение. Ведь деревья – живые, они такие же члены семьи, они свидетели, они очевидцы, они слышат нас! Не говоря уже о том, что деревья появились на Земле гораздо раньше нас и, по идее, права на нее имеют большие, чем мы. Деревья – индикатор национального духовного здоровья. Здоровая нация бережет старые деревья. А мы как? Покупаем участок, сразу на нем – гробик из красного кирпича, еще один гробик с четырьмя колесами, и вокруг – асфальтовая или из плитки площадка. Вот оно – наше счастье, а еще большее счастье это все почаще менять. И на новом участке первым делом – очистить его от «мусора», то есть всего, что росло тут до нас. Вспомню один эпизод. Ломали роскошные доматеремки на бульваре Радищева, чтобы построить взамен уродцев. И, конечно, выпилили вокруг все старые деревья. Ходила же там бабушка вокруг и плакала. Рабочие ее както утешали: ладно, вроде, мы же потом посадим все по новой. А она рассказала им, что во время войны работала медсестрой в госпитале на улице Серебряной. И когда умирал какойнибудь наш солдат, она сажала деревце в районе бульвара Радищева. Вот этито деревья и спилили рабочие. Не все, наверное. Остались там еще некоторые дома старые, деревья коекакие. Мы в Ботаническом саду узнали случайно эту историю. Американцы, наши гости, лили слезы ручьями над ней, когда я рассказал… Конечно, захотели сразу узнать, что это за деревья, где, какие. Бросились разыскивать бабушку, с трудом узнали адрес. И – дочь ее ответила, что она умерла за несколько месяцев до нашего звонка. Представляете! Какую историю, какой пласт памяти мы потеряли?
И теряем каждый день.
Павел ИВАНОВ
