В Удомле изза постройки элитного жилья гниет дом ветерана
Санниково только называется деревней, на деле же давно уже пригород Удомли. Хотя в данном случае даже слово пригород – преувеличение. Вот идешь по городской улице, над тобой высятся урбанистические высотки, а свернул направо, и ты в деревне. В этой деревне в 1994 году Евгения Григорьевна Петрова, труженик тыла во время Великой Отечественной войны, инвалид второй группы, купила себе домик. Обычный маленький домик в три окошка с участком. Думала, будет сажать огород, топить печь. Думала, будет просто жить. «Просто» не получилось.
После развала Союза Евгения Григорьевна, 1931 года рождения, решила переехать из Черкасс поближе к дочери, в Удомлю, и, продав украинское жилье, купила в Санникове этот домик с участком.
Показывает фотографию, где они с дочерью напротив дома.
– Смотрите, какой хороший был, – а голос дрожит.
– Дом был крепкий, – рассказывает дочь Ольга Сазанова. – Хоть и стоял в низине, но в нем всегда было сухо. Мы хранили овощи в подполе, и никогда там не было воды.
Спокойствие семьи длилось пять лет. В 1998 году заметили, что с юговосточной стороны начали делать большую земляную насыпь. Как оказалось, руководство Калининской АЭС готовило площадку для строительства жилья своим работникам. В результате на поле, в низине, был сделан вал высотой более двух метров, на котором как грибы выросли коттеджи.
Понятно, что была полностью нарушена гидросистема местности. Русло ручья, который протекал рядом с домом Евгении Григорьевны, оказалось перекрыто, и ручей превратился в болото. Мало того, труба ливневой канализации с искусственной возвышенности выливает излишки воды сюда же.
Ольга Анатольевна ведет нас вдоль бывшего русла. Здесь когдато было ровное поле, теперь – кусты и стоячая, покрытая зеленой ряской вода, почти впритык к огородам.
Первая жалоба Евгении Григорьевны по факту нарушения дренажа сточных вод своего двора была адресована заместителю директора АЭС Михаилу Зимину. И просилито… восстановить дренаж.
Пришел ответ, что причины затопления выяснены и принято решение заменить прежнюю водоотводную трубу под съездом к деревне Санниково на трубу большего диаметра. В итоге этой бесполезной меры старая дренажная труба была засыпана грунтом, а сверху положили водоотводную трубу. Но положили ее так, что оказалась она выше уровня воды. И станция, сделав свое дело, успокоилась.
Впоследствии, в 2005 году, была распространена информация о том, что деревня Санниково вообще планируется под снос, а на ее месте будет выстроен высотный жилой дом для работников четвертого энергоблока АЭС. И проект, якобы, уже отправлен на утверждение.
Проекта этого никто не видел, и едва ли он существовал. Но в 2006 году коттедж, который был выстроен прямо напротив дома Евгении Григорьевны на искусственной насыпи, приобрел в собственность один из руководителей Удомельского района.
В это время фундамент дома уже заметно осел. В подполе появилась вода, стали гнить нижние венцы, осела печь, на веранде от деформации лопнули стекла, обвалился двор, вода в колодце с трехметровой глубины поднялась до уровня земли, пришел в ветхость забор. Жить в доме стало невозможно.
– А потом на общем собрании УТП (учебнотренировочного пункта АЭС) Зимин прямо сказал нам, что высотный дом в Санникове глава района запретил строить. Я тогда его спрашиваю: «Как же так? Коттеджи построили, высотные перепады планировали сравнять, построить дом… А в итоге нарушили весь дренаж, застроили местность коттеджами, а остальные как? Дом ведь у мамы затоплен». Он говорит: пишите заявление. И с декабря 2008 года началось у нас хождение по мукам, – рассказывает Ольга Сазанова.
В обстоятельном заявлении Зимину, где описывалось все, что произошло с домом, ветеран написала: «Я наняла людей и заменила сгнившие деревянные столбы под лагами на кирпичные, сделала новую печь. Через три года печь снова стала осаживаться. А я заплатила за работу тогда 11 тысяч рублей – четыре пенсии. Сейчас, чтобы разобрать дворпристройку и сделать закрытый дровник, люди просят 15 тысяч – три моих пенсии… Внук планировал строить новый дом, но специалисты сказали, что для строительства необходимо делать отсыпку, начиная от коттеджей. За чужие удобства я расплатилась своей собственностью, которая для меня очень дорого стоила…».
Это заявление руководство АЭС проигнорировало. На станции не считали, что в чемто виноваты перед ветераном. После обращений в администрации Удомли и Удомельского района на участок выехала межведомственная комиссия (правда, в ее составе почемуто не было положенных по закону эколога и представителя санэпиднадзора). Комиссия заключила, что нужно очистить дренажную трубу, до которой вода даже не доставала, удалить мусор из водоотводной канавы, которую жители вырыли своими силами, и вырубить кустарник. Других проблем комиссия не увидела (или не захотела увидеть?). Зато увидела грядки на огороде.
– Землюто жалко, – возмущается Ольга Анатольевна. – Там на уровне штыка лопаты – вода. Картошку не посадишь – кабачками засадила. А они увидели грядки и решили, что все нормально.
Бесконечные обращения в администрации города и района, к руководству станции ни к чему не привели. Из города бумаги передавались в район, оттуда снова в город, и так без конца. Очередные комиссии приходили к выводу, что в такое состояние дом и участок приведены изза «бесхозяйственности самих владельцев».
– Дошли до того, что нам приходится теперь доказывать, что это не мы довели дом до аварийного состояния, а нас затопили, – говорит Ольга Анатольевна.
Этой весной Евгения Григорьевна перенесла два микроинсульта. Она и без того инвалид второй группы (порок сердца и стенокардия), а тут еще вся эта чехарда с домом.
– А мы и всегото хотели жить здесь спокойно с внуками, – сокрушается она и вздыхает.
Глава города Алексей Чернигин при личной беседе сказал: «Вас затопили, вы и доказывайте. Вчера мы планировали строить дом, а сегодня – нет. Это наше право». А глава администрации Удомли Анатолий Воробьёв заявил, что не собирается отвечать за предшественников.
Как только дело дошло до обращений в районную, областную и генеральную прокуратуры, тут же из администрации Удомельского района Евгении Григорьевне пришло интересное уведомление. И в уведомлении этом с печатью черным по белому написано, что согласно решению жилищной комиссии администрации Удомельского сельского поселения от 6 декабря 2010 года «вы приняты на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях». Номер общей очереди – 10, номер очереди на внеочередное получение жилья – первые.
– Когда я позвонила по этому вопросу главе Удомельского сельского поселения Светлане Базановой, она сказала: «Ничего не будет. Жилья у нас никакого нет, ничего вы не получите, район вас не затапливал, затопил город», – разводит руками Ольга Анатольевна. – Глава же города Воробьёв говорит: кто строил, тот и виноват. А теперь всё, что строила станция, передано городу. Порочный круг, из которого нет выхода, кроме как подавать в суд.
Бумажка же эта про очередь на получение жилья была дана, по всей видимости, для того, чтобы отсылать в прокурорские органы и успокаивать их: дескать, всё с ветераном нормально.
Мы уж не станем говорить про нарушение статьи 16 и статьи 1069 Гражданского кодекса РФ о возмещении убытков, причиненных по вине государственных органов и органов местного самоуправления. Остановимся на отношении к людям, к тем, благодаря которым очень многие сегодня живут и печали не знают. К ветеранам.
И как унизительно читать эти их обращения в бесконечные инстанции, где они, уповая на волшебство слов «труженик тыла», «ветеран труда», до последнего надеются на справедливость. И получается – напрасно.
– Мама под Запорожьем ребенком по окопам разносила солдатам еду, – говорит Ольга Анатольевна и достает поздравительные открытки к Дню Победы ветеранам Великой Отечественной войны от руководителей района и города. – Вот полотенце прислал «начальник городской». Каждый год присылают…
– Подарки для успокоения… Вы же знаете… – опускает глаза Евгения Григорьевна. – Я ведь совсем молоденькой в окопах побывала. Войну видела своими глазами.
За все время беседы Евгения Григорьевна несколько раз доставала фотографию, где они с дочерью у дома, в далеком 1994 году. А там, за этим домом, «яблони ранние», смородина.
А у дочери на гладильной доске разложена не одна сотня бумаг. Половина из них – чиновничьи отписки. Всё рассортировано по папкам, по годам. Готовят женщины судебный иск. Нет другого выхода. Но суд для них – бремя, которое съест их время, деньги и здоровье окончательно…
– Соседка слева от нашего дома умерла, – говорит Ольга Анатольевна. – Участок продан. Справа умерла. А мы живы. Сейчас участок рядом с нами поднимут, и болото будет уже под нашим домом. А у нас нет средств поднять уровень на два метра. Нет у нас таких денег.
И говорят они беспрестанно уже беззлобным голосом о том, что «были у них планы», смотрят бесцветным взглядом на это болото, трубы и коттеджи, все то, что уже многие годы для них важнее всего, и видно, что не надеются ни на что.
Открываем дверь на веранду, поднимаемся на три ступеньки. Дверной проем изза просевшего дома стал параллелограммом. Уровень пола веранды и дома – разницей в полметра. Упадешь – кости переломаешь. Евгения Григорьевна с большим трудом (всетаки восемьдесят лет) поднимается на веранду, садится на диванчик. Чуть не плачет.
– Мне так тут нравилось…
А там, наверху, за большими заборами глядят сверху вниз дорогие дома, выстроенные по одной улице, названной словно в насмешку улицей Энтузиастов.
Кирилл ОЗЕРОВ
