Митрополит Тверской и Кашинский Амвросий рассказал, что открыл для себя в Тверской митрополии и на каких принципах строит работу
Прошло почти четыре месяца с того момента, как архиепископом Тверским и Кашинским, главой Тверской митрополии был назначен викарий Патриарха Московского и всея Руси, наместник московского Сретенского монастыря и ректор Сретенской духовной семинарии архиепископ Верейский Амвросий (Ермаков). Решение о назначении озвучили 25 августа, и уже через четыре дня он был на тверской земле и служил первую службу.
Причины перемен Священный Синод не озвучил. Но они были понятны без слов: в Тверской митрополии конфликтовали верующие, центробежная сила набирала обороты. Кадровое решение Синода выглядело логично: у архиепископа Амвросия, известного церковного иерарха и миссионера, репутация очень миролюбивого человека, способного найти общий язык как с прихожанками в деревенском храме, так и с высоколобыми теологами.
Что изменилось за это время в Тверской митрополии? Как церковь справляется с тяготами пандемии? Как новый глава митрополии видит взаимоотношения церкви, государства и верующих в Тверской области? Как привести молодежь к Богу и нужно ли восстанавливать порушенные монастыри? Об этом и многом другом мы беседуем с митрополитом Тверским и Кашинским Амвросием.
В Твери – как дома
– Владыка, для начала откровенный вопрос. Вы очень известный в церковном мире человек, были ректором двух главных духовных академий страны – в Москве и Санкт-Петербурге, наместником Сретенского монастыря и викарием Патриарха. Не разочарованы ли вы назначением в Тверь? Ведь это не столица, а провинция, и вдобавок здесь множество нерешенных проблем…
– В церкви нельзя жить по законам политики и экономики, с долгосрочным планированием и раздачей обещаний, потому что церковь живет Христом, и истинная цель жизни верующего человека – это, как говорил преподобный Серафим Саровский, стяжание Духа Святого. Нужно довериться Богу и жить с Христом, а для верующего человека не имеет значения, где жить и где служить – в столице, в Твери или в глухой деревне.
Это моя первая митрополия, где я несу личную ответственность за тысячи людей и сотни приходов. Это новый этап моего служения, и он важен не только для меня, но и для тех, с кем меня сталкивает жизнь.
Конечно, это непростая ноша, но, когда я сюда приехал, почувствовал себя дома. А сейчас, приезжая в Москву, уже ощущаю дискомфорт, спешу назад, в Тверь.
Мне очень нравится на тверской земле. Когда еду через села и деревни, вижу маленькие храмы, поля, деревянные домики, возвращаюсь в детство. Все это близко и дорого. А когда изучаешь историю Тверской митрополии, понимаешь, какие люди руководили епархией, начинаешь чувствовать свою личную сопричастность и ответственность. Первым епископом тверским был святой Симеон Полоцкий, эту кафедру занимал митрополит Платон (Левшин). Митрополит Филарет (Дроздов), архиепископ Амвросий (Протасов), ректор Московской духовной академии архиепископ Алексий (Ржаницын)… В этом ряду великих иерархов, богословов, пастырей и молитвенников особое место лично для меня занимает архиепископ Фаддей, священномученик, к которому я много лет обращался с молитвами.
Я спокоен и за Тверскую землю, и за Тверскую митрополию: знаю, что великие святые, просиявшие здесь, молятся за нас и нас не оставят. Бояться нечего.
В трудный период поддержка важнее
– Ваши первые месяцы в Твери пришлись на пик пандемии. Как Тверская митрополия справляется с этим испытанием? Знаем, что многие маленькие приходы сейчас страдают еще и от безденежья.
– Труднее всего, действительно, отдаленным маленьким приходам. И все же, я убежден, что если прихожане любят и уважают священника, они никогда не бросят ни его, ни церковь в беде. Да, священнослужителям сейчас непросто, но есть ведь те, кому во стократ сложнее: это пенсионеры, одинокие мамы, многодетные семьи, безработные, люди в глухих деревнях, которые получают очень маленькие зарплаты. Трудный период нужно перетерпеть и друг друга поддерживать.
Недавно я был в Кимрском благочинии и увидел там единство, которое готов ставить в пример. А начинается все с благочинного, который вникает в проблемы сельских священнослужителей, не устраняется от них, а пытается помочь. Если у благочинного болит сердце за свои приходы, он обойдет сто человек, встретится с благотворителями и найдет выход. Если так поступает благочинный, начинают помогать друг другу и священники.
Мне хочется, чтобы сложные вопросы внутри митрополии, благочиний решались в мире и согласии, без административного вмешательства.
Храм не в бревнах, а в ребрах
– Вы известный знаток церковного пения, руководили знаменитым хором Сретенского монастыря, а с 20 ноября являетесь председателем Церковно-общественного совета при Патриархе. Как вам тверские церковные хоры? С вашим появлением забрезжила надежда на проведение в Твери мероприятий, связанных с певческим церковным искусством.
– Если говорить о качестве тверских церковных хоров, тут, будем честны, есть над чем работать. Если бы не пандемия, я бы и сам в свободное время мог проводить репетиции, но пока это пришлось отложить.
А вот идеи привезти в Тверь конкурсы и фестивали хорового пения действительно есть. Есть мечта провести конкурс сводных детских хоров на базе Твери. Есть идея целого церковно-певческого съезда. Но нужно запастись терпением и для начала дождаться конца пандемии.
– В стране каждый год восстанавливаются и строятся храмы. Есть люди, которых это раздражает. Они говорят: «Зачем это нужно, если и действующие церкви стоят полупустые? Постройте лучше школы и больницы». Что им ответить?
– Люди, которых раздражают новые и восстановленные храмы, не понимают самой сути церкви. Есть поговорка: храм не в бревнах, а в ребрах. Если в селе разрушен храм и нет духовной жизни, значит, скоро там начнутся нестроения, потом закроется школа, потом клуб и медпункт, а закончится все бегством молодежи и смертью села. Без жизни духа все социально-экономические успехи идут прахом. Храм – сердце духовной жизни и в городе, и на селе. Посмотрите на микрорайоны, где, казалось бы, есть все для счастливой жизни: и новостройки, и детские сады, и гипермаркеты с парковками. Но если у человека, который там живет, нет потребности общаться с Богом и вглядываться в свою душу, нет места, где ему об этом напоминают, счастливым он все равно не будет. А такие микрорайоны ощущаются как пустые, лишенные жизни.
Человек, который заботится о детях, о том, кем они вырастут и с чем придут к финалу своей жизни, никогда не скажет: «Храм не нужен». Посмотрите, с какой скоростью меняются общественные ценности и как они варьируются в разных странах. Поэтому крайне важно, чтобы было место, где хранятся ценности вечные, непреходящие. Это место – храм, это христианская община – Церковь.
Я не склонен к страшилкам, сам не раз бывал на Западе: там много такого, что стоит перенять. Но в том, что касается духовной жизни, приверженности Христу и его Церкви, мне категорически не нравится путь, по которому идет Запад. Церковь не должна приспосабливаться к сиюминутной конъюнктуре, рожденной медиа и общественными институтами, и пытаться понравиться тем, кто ни во что не верит. Вот почему важно и строить новые храмы, и восстанавливать утраченные.
Воюют не за собор, а за нас
– Значит, восстановление Спасо-Преображенского собора тоже будет доведено до конца?
– Обязательно. Ведь в свое время разрушили не собор, не здание – это вырвали корни тверской духовной жизни, вырвали с мясом часть истории страны, историю сотен семей, прошлись по человеческим судьбам. Лучшие люди Твери мечтали о погребении у главного городского храма, который был символом веры и стойкости русского человека. Веками горожане ложились в землю у Спасо-Преображенского собора. Кто нам дал право решать за них?
Я уверен: дискуссия о том, нужно восстанавливать Спасо-Преображенский собор или не нужно – это поле войны Бога и дьявола. И воюют они не за собор, а за нас. Те, кто протестует против восстановления храмов, поступают неразумно и недальновидно.
Скажу больше: когда я вижу древние храмы, которые строили крестьяне без инженерного образования, без цифровых технологий и 3D-моделей, но с огромной верой в душе, рождается горький вопрос – а достигли ли мы на самом деле какого-то прогресса?
Кстати, есть идея дополнительно обустроить в восстанавливаемом Спасо-Преображенском соборе два пространства: одно для проведения небольших мероприятий духовной тематики, выставок, презентаций, второе – чтобы можно было после службы попить чая и побеседовать с прихожанами, в первую очередь, с молодежью. Такой молодежный центр очень нужен.
Хранить вечные ценности, искать новые инструменты
– Как вы относитесь к расслоению и к модернистским веяниям в церкви? Действительно ли у верующих либералов должны быть свои пастыри и свои традиции, а у верующих консерваторов – свои? И как церкви позиционировать себя в современном мире, где модно как раз все то, что не приемлет церковь?
– Я не хочу делить верующих на группы. Церковь – для всех, потому что Христос пришел в мир для всех.
Что касается модернизма и моды, то Церковь по природе консервативна. Одно из самых важных и многозначных церковных понятий – это канон, идея которого как раз в неизменности. Желание Русской Православной Церкви хранить вечные ценности и готовность их отстаивать помогли пережить все испытания и пройти путь в тысячу лет.
Но при этом мы должны искать новые инструменты общения, диалога с той же молодежью. Ведь если еще сорок лет назад картины Страшного суда оказывали очень сильное воздействие на людей старшего поколения, то в общении с современной молодежью этот образ уже не работает, не вызывает у нее эмоций и душевного отклика. В кино, компьютерных играх они видели вещи пострашнее. Значит, нужны другие слова и метафоры – но не новые ценности и новый канон. Тут, кстати, можно многому поучиться у сербов и особенно у черногорцев. Их церковь так грамотно, с такой любовью работает с молодежью, что больше всего молодые люди в этих странах доверяют священникам. В сложных ситуациях, о которых боятся рассказать даже родителям, многие идут за советом в церковь, зная, что там их не осудят.
У нас же в девяностые была сделана тактическая ошибка: приходскую жизнь отдали в руки самых опытных прихожан, а точнее, прихожанок. Они же в силу возраста не были готовы принять молодежь такой, какая она есть. В итоге у многих молодых людей сложился в голове образ неприступной церкви: как места, где нужно ходить по струнке в правильной одежде. А ведь молодежь на то и молодежь, чтобы совершать ошибки. С ней нужно по-доброму общаться, а не отвергать.
Священники не падают к нам с неба
– Как вы относитесь к бесконечным информационным кампаниям по разоблачению Церкви и священнослужителей, к скандальным сюжетам о часах и машинах священников? Ведь и в церкви, согласитесь, есть случайные люди, которые наносят своим поведением и образом жизни удар по ее репутации.
– Моя позиция очень проста. Священники не падают к нам с неба, они тоже часть общества. Какое общество – такие у нас и учителя, врачи, чиновники, журналисты, священники. Вдобавок традиция священства в нашей стране прерывалась на семьдесят лет, что до сих пор очень ощутимо. Когда я слышу, как кто-то яростно критикует церковь и священников, задаю простой вопрос: «А что сделал лично ты, чтобы церковь стала лучше? Чтобы священники стали лучше? Воспитал ли ты, например, своего ребенка так, чтобы он стал прекрасным, достойным священником?» Но вот ведь какой парадокс: помочь церкви стать лучше готовы единицы, а критиковать – тысячи.
Не менее важно понять, в чем цель такой критики? Могут ли разоблачительные кампании в принципе принести церкви какую-то пользу? Сильно сомневаюсь. Зато вред они наносят колоссальный, искушая тысячи людей, отвращая их не просто от Церкви – от веры, от Бога. Неважно, какими благими целями объясняются информационные атаки на священников: тот, кто целит в них, обязательно попадет в церковь, а значит, в основы жизнеустроения, без которых не будет ни нашей страны, ни народа, ни культуры.
Согласен, священники тоже совершают иногда неправильные поступки и неправильно себя ведут. Потому что они люди, а люди по своей природе грешны. Но нам не дано знать, когда и в какой момент в грешном человеке проступит образ Божий. Не надо спешить никого осуждать.
Церковь называют врачевательницей, сюда идут с душевной болью, в поисках ответов и спасения. Никого ведь не удивляет, что в клиниках больных людей больше, чем здоровых. Но почему же это тогда удивляет в Церкви?
Когда начинаются поиски хороших и плохих людей в церкви, попытки сортировки всех на белых и черных, это страшное заблуждение. Церковь свята не нашей человеческой святостью, а Христовой. Отдельные люди не могут быть церковью. А вместе мы Церковь.
Священнослужителям же Тверской митрополии я хотел бы донести следующее: если у священника слова не расходятся с делами, его всегда будут любить и уважать, и никакая грязь к нему не прилипнет.
Что касается попыток развалить церковь на мелкие группы со множеством пастырей во главе, то буквально недавно я сделал публикацию в «Инстаграм» как раз на эту тему, приведя отрывок из автобиографии митрополита Платона (Левшина), где он объясняет свои принципы руководства Тверской епархией: «В производстве дел не взирал Платон на сильные лица, ни на просьбы, ни на слезы, коли то находил со справедливостью законною несообразным и с расстройством общей паствы порядка […]».
Церковь устроена иерархично, и когда кто-то начинает посягать на права священников и епископов, он вносит смуту.
У церкви и власти разные призвания
– Как вы видите взаимоотношения митрополии и региональной власти?
– У церкви и власти разные призвания, их нельзя смешивать. Но если в добре можно быть вместе, что в этом плохого?
Я не интересуюсь политикой и не даю политикам оценок. Но если государство борется с вредными привычками, ратует за духовно-нравственное воспитание детей, заботится о демографии, в этом можно и нужно участвовать. С главой региона у нас сложились добрые, человеческие отношения, с ним как с верующим человеком легко разговаривать о важных вещах. Он знает потребности митрополии, все ее проблемы, но так же, как я не пытаюсь вмешиваться в политику и давать советы, не вмешивается во внутренние процессы митрополии.
– Готова ли митрополия подключиться к областной демографической повестке, например, к профилактике абортов?
– Готова, и как раз сейчас мы изучаем наработки других регионов по этой непростой теме. Когда пройдет пик пандемии, хочу лично посетить квартиры, которые предназначены для будущих мам, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Важно решать не только бытовые проблемы таких женщин, но и найти для них правильные слова. К сожалению, не все священники готовы к таким беседам. Это долгая работа, и мы ею займемся.
– Когда у меня плохо на душе и я чувствую, что внутренние силы на исходе, перечитываю рассказ Чехова «Студент». А что читаете, смотрите, делаете в таких случаях вы?
– Читаю «Толкования на подвижнические слова аввы Исайи» архимандрита Эмилиана (Вафидиса), «Слова утешения» схимонаха Иосифа Ватопедского, проповеди человека, которого хорошо знал и с которым молился в студенческие годы, – архимандрита Кирилла (Павлова) и другие. Люблю море на картинах Айвазовского, музыку Свиридова. Конечно же, записи хора архимандрита Матфея (Мормыля), который меня очень многому научил. Мне нравится бродить в одиночестве по лесу, дышать воздухом, слушать птиц, скрип деревьев. К сожалению, сейчас для таких прогулок нет времени, но мечтаю когда-нибудь прогуляться по тверскому лесу.
Юлия ОВСЯННИКОВА
Фото из архива Тверской епархии
