Несколько дат в церковном календаре конца июля – начала августа, которые следуют одна за другой, сами по себе служат своеобразным тестом на понимание народного и церковного отношения к власти в России. За памятью святой княгини Ольги (24 июля) следует память князя Владимира (28 июля), а за ними – князей Бориса и Глеба (6 августа). Это не просто три даты. Это эволюция образа идеального властителя.
Под личиной власти зачастую скрываются хищники. Постоянная грызня, постоянное подсиживание, выдавливание слабого. «Такова жизнь», «се ля ви», – доносится до нас из древности и нового времени довольное урчание победителей. Кто победил – тот и прав. Писки раздавленных конкурентов остаются на долю редких любопытствующих историков.
Ольга правила как хищница. Тут и примеров приводить не надо, одни древляне чего стоят. Владимир – до крещения – тоже. Их хищная решимость прославлена в летописях, и, хотя они канонизированы не за это, возражений у летописцев их политика не вызывала. Такова власть, она не напрасно носит в качестве символа меч. Владимир после 988 года предпочел не вспоминать свой «хищнический» период. Но уйти от него, конечно, не мог.
Что не нравилось Борису и Глебу? Короновали бы их по всем правилам. Красиво, при ликующей толпе. Да, были бы конкуренты типа Святополка, с которыми пришлось бы договариваться или воевать. Но шансов удержаться у них было много.
Нет – отказ! Снятие с себя власти как возможности. Что ими двигало? Живые еще воспоминания о временах их отца, князя Владимира? Вся эта политическая жизнь, которую оставил отец детям? Нам, привыкшим уже к памятникам князю Владимиру, хотелось бы видеть его этаким уверенным в себе императором, стоящим над тихой гладью умиротворенной верой Христовой страны. Для современных подростков он вообще уже комический персонаж из мультиков про богатырей. На деле все было, конечно, намного сложнее. Все бесчисленные его бывшие жены, их амбициозные и разноплеменные родственники и сводные братья, дружинники, которые родом и славой едва ли уступали князю Владимиру, – это все пестрело в Киеве и могло выдать самые неожиданные последствия. Да и слишком недавно установился новый порядок жизни, чтобы не возникали искушения его переиграть.
Но так тем более, и Борис, и Глеб прекрасно знали, что не ударить по этой каше людей и амбиций жестоким, но необходимым мечом – значит попасть самим под меч. Без шансов стать «политической оппозицией» (за отсутствием таковой).
Не ударили, проявили, с точки зрения конкурентов, слабость. Не взяли на себя ту безумную ярость, неизбежную злобу, с которой ведется гражданская война, с которой отдаются приказы об уничтожении, принуждении, каре. И погибли. С точки зрения конкурентов, зазря, впустую. Кто слаб, тот оказывается «внизу пищевой цепочки». В могиле, по-простому говоря.
Но именно этих неудачников мы помним. Решительное принятие церковным народом именно этих святых, хорошее знание в народной среде церковного сюжета их жития, извлечение из него главной темы, отказа их от власти ради праведной кончины и честного имени, – это факт.
А нам остается постоянно об этом размышлять. Что значит такая память? И почитание, в котором неизмеримо большее место занимали Борис и Глеб, чем их прославленные предки. Число престолов во имя Бориса и Глеба в России превышало число престолов Владимира и Ольги вместе взятых – в разы.
Что это? Не постоянный ли намек всем последующим царям и правителям, намек, подкрепленный и церковным авторитетом, и многовековым почитанием, какими им надо быть? Хотя бы незлобивыми. Не карать, не давить, не искать из пустого тщеславия войн и военного переменного счастья. И даже отказываться от власти ради высших идеалов. Но такое, тут мы уж понимаем, не для всех.
Павел ИВАНОВ, «Тверские ведомости»
pavelivanov2007@mail.ru
