* * *
О чем ты говоришь?!
Когда на Пасху дарит
Свой негасимый свет
Нам первая звезда.
Ведь будней череда
В плену мирских сует
На нашем грешном шаре
Одно мгновенье лишь.
О чем ты говоришь?!
* * *
Мне б уехать куда-то, что ли,
Только вдруг, как в немой укор,
Расстелило льняное поле
Предо мной голубой ковер.
Да заря занялась до срока,
Да поют соловьи в тиши,
И береза в слезинках сока:
– Не спеши, – говорит, – не спеши.
Мне б уехать куда-то, что ли,
Но промолвила ты в ответ:
– Ладно я, только как же поле
Поднебесному мареву в цвет?!
* * *
Мое детство затверецкое
Растворилось в дымке лет.
Помню, как соседской Светке я
Покупал в кино билет.
Как вихрастым был и маленьким,
С школьной сумкой на плече,
Как пускали мы кораблики
На Исаевском ручье.
А в апрельские проталины,
Помню, был безмерно горд,
Что увидел я Гагарина
В телевизоре «Рекорд».
Как картошка с торфом в подполе,
И удобства с домом врозь.
Помню, как носки мне штопала
Мама. Трудно нам жилось.
И под звуки «летки-енки»,
Под «хрущевскую капель»
Улыбался мне со стенки
Молодой еще Фидель.
* * *
– Верещагин, уходи с баркаса!
«Белое солнце пустыни»
А в России у нас передряги.
Честь Саида зарыта в песке.
Как живется тебе, Верещагин,
В поднебесном твоем далеке?
В сне кошмарном тебе
не приснится,
Что народ и обкраден, и нем,
Как у нас расплодились мздоимцы,
Олигархи зажрались совсем!
От подонков собьешься со счета,
Власть куражится в подлецах.
Не хватает подчас пулемета,
Что ты выбросил за борт в сердцах.
…Но порою мне слышится глас:
— Выжечь скверну, России во славу!
Если ты бы покинул баркас,
Было б с кем постоять за державу.
ПОЭТ
Ты сир, пиит, и за сизифов труд
Не наживешь ни серебра, ни злата,
Не для тебя роскошные палаты
Свои резные двери распахнут.
Ты сир, пиит, и век недолог твой,
Но как в награду,
в старомодном стиле,
Тебя так нежно любят и любили
Все женщины, воспетые тобой.
Ты сир, пиит, и можешь
только жить
Богатством чувств,
подаренных богами,
Которые за пошлые Багамы
И никакие деньги не купить.
Ты сир, пиит, но лучезарен взгляд,
И в Судный день, что Господом
завещан,
Покайся – ты ж был сказочно богат,
Но отдал все прекраснейшей
из женщин!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Мой ангел-хранитель,
незримо не ты ли
Прийти мне на помощь готов?
И ноги твои ль за моими тропили
Цепочки чуть видных следов?
Когда надо мною, лежащим,
склонились
Враги в предвкушенье конца,
Не ты ли, мой ангел-хранитель,
не ты ли,
Собою прикрыл, как птенца?
Когда я, отвергнутый и постылый,
Припал на колени, устав,
Живою водой прикоснулся не ты ли
К моим пересохшим устам?
Тогда почему же в дни
горькой печали,
В дни скорби, страданий и бед
Дыханье не слышал твое за плечами,
И вдруг прерывался твой след?
И ангел-хранитель из манящей дали,
Крылами взмахнув в облаках,
Ответил мне:
«В дни безутешной печали
Я нес тебя на руках».
* * *
Вы, компьютерные гении,
Странники виртуальных миров,
Верните нам поколение
Бессребреников отцов.
Бескомплексные прагматики,
Узники эСэМэС,
Верните нам время романтиков,
Лириков и повес.
В плену «караок» и «нокий»,
Вы – дети иных судеб,
Но чахнут в «эмейлах» строки,
Как позавчерашний хлеб.
* * *
Испив церковного вина,
Вкусив добра и зла без меры,
Я наконец-то осознал,
Что жизнь – спектакль
одной премьеры.
С благословения Христа
Играю роль свою без грима,
То с бесшабашностью шута,
То с покаяньем пилигрима.
И вновь, испытывая боль,
Смирившись с участью вассала,
Играю я покорно роль
Ту, что мне жизнь предначертала.
Ее, судьбе наперекор,
Не изменить, как лик и Веру,
Ведь несговорчив режиссер,
А жизнь – спектакль
одной премьеры.
* * *
Москвичам
Покорно следуете вы
В трубу-метро
и в пробки-заморочки.
На выходные приезжает
часто дочка
И спрашивает: «Как ты
без Москвы?!»
Меня ж приветствуют улыбкой
тверитянки,
Трехсвятская в весеннем макияже.
Пройдешь от трех вокзалов
до Таганки,
Никто не поздоровается даже.
Ты истин прописных не говори,
Первопрестольна, мол,
и златоглава.
Корнями из провинции Держава:
Новгорода, Пскова и Твери.
* * *
И могло же такое случиться,
Что дозволено лишь Христу,
Мне приснилось – парил, как птица,
Неужели еще расту?!
И опять растревожит очень
Юной девы невинный взгляд,
И бессонные майские ночи,
И коварный измены яд.
Но не сбыться желаньям заветным
Уготовлена участь сия,
Потому что во сне предрассветном,
К сожаленью, летал не я.
* * *
Хмелеющий от прелести ланит,
Вкушая вина с грешницей в постели,
«Ведь
с винами роднит?!»
Я размышлял и делал параллели.
В семнадцать лет душа ее полна
Кумирами с плакатов и открыток.
В шампанском есть немного
от вина,
По сути ж – газированный напиток.
За двадцать лет – прекрасный
возраст, но
От женщины в ней только
половина.
«Десертное» – хорошее вино,
Но есть еще и марочные вина.
Тридцатилетний возраст славлю я,
Одновременно зрелый
он и нежный.
Теряется реальность бытия,
Когда я пью портвейн
«Южнобережный».
Сорокалетних женщин
совершенство –
Венец любви и божеству под стать.
Мускат «Гран-При», небесное
блаженство!
Испить его – и можно умирать.
Но есть коллекционное вино,
Как таинство массандровских
подвалов.
С годами лучше лишь
становится оно,
Да дегустаторов осталось
слишком мало…
* * *
Я не отдам тебя за сто Италий,
Одну – за сто Америк не отдам.
Быть может, я чуть-чуть сентиментален,
А может, просто глуп не по годам.
Но быть с тобой – не надо больше счастья,
На кой-мне черт Париж ли, Тель-Авив?!
А ты меня обманывала часто,
И деньги отбирала, не спросив.
С тобою мне всегда прекрасно было,
Тобой я восторгался от души,
А ты все больше жуликов любила,
И иностранцам отдавалась за гроши.
Когда же твой появится мессия?!
Когда же ты очнешься ото сна?!
…Моя многострадальная Россия,
Ты долготерпеливая страна.
* * *
А за окном бушующий апрель
Раскрыл объятья перелетным птицам,
И Ваше маленькое платье от Шанель
Опять мне как в былые годы снится.
А за окном капели карусель,
А за окном повеяло весною,
И Ваше платье от Коко Шанель
Что только хочет делает со мною.
Пусть серенадой отзовется менестрель
На трепет чувств, проснувшихся едва ли,
И это маленькое платье от Шанель,
В котором Вы меня околдовали.
