Праздник 4 ноября посвящен возрождению российской государственности в 1612 году. Праздник, если говорить попростому, в честь простой и древней русской мудрости: для государства надо положить все: имущество, семьи, да и свои «животы». Иначе беда. Жившая в окружении степных, жестоких, алчных и неверных народов русская нация накрепко усвоила: только крепкая единая власть способна удержать островки стабильности на просторах огромного государства. И вокруг этих островков формировать тот пресловутый русский мир, от соседства с которым хорошо будет всем, в том числе, как ни странно, и тем окрестным народам, которые всегда с русскими враждовали.
Достаточно показательно, что спасение России в 1612 году пришло с востока. Не в смысле восточных народов, а из восточных русских городов, незатронутых напрямую военными действиями с Польшей, но из-за гражданской войны оставшихся один на один с бескрайним океаном поволжской и сибирской степи. Эта степь была, мягко сказать, немирная. 1590–1600-е годы прошли в жестоких войнах и походах русских отрядов против остатков ордынских улусов, в основании крепостей – нынешних Самары, Саратова, Царицына-Волгограда, Тюмени, Тобольска, Томска и других. И все это в 1611 году повисло на волоске, потому что в Москве единой власти не было и не было, значит, надежного тыла, откуда поступало новейшее вооружение, пушки, пищали и… люди. Избытком организованных людей, численным перевесом над хищной, но сравнительно немноголюдной степью, Русское государство могло осуществлять экспансию на восток. Не осуществлять ее оно тоже не могло – в этом случае орды кочевников с регулярностью раз в пять-десять лет появлялись под стенами Москвы и в центральных уездах страны, нанося огромный урон. Плюс восточная торговля, которую вели русские Нижний Новгород, Устюг Великий, Казань, Астрахань, была куда интереснее, если за спиной купцов стояли не непонятные самозванцы, а «белый царь». Поддержкой восточных русских городов устояли Ярославль, Кострома и Вологда, несмотря на то что и до них добирались отдельные польские отряды. И в результате к осени 1612 года сформировавшееся русское ополчение смогло выбросить интервентов из Москвы и заняться делом устроения нового государства.
Это новое государство приняло многие черты старого, но в нем было и новое. Представительный орган – Земский собор – решал важнейшие государственные дела. С разрешения соборов начинались войны, реформы, крупные строительные программы. Соборы делегировали русским царям очень многое. Вплоть до отмены самих соборов. Со временем власть новой династии окрепла, а Романовы оказались не менее, чем последние Рюриковичи, амбициозными единодержавными властителями. Но вплоть до конца XIX века не вставал вопрос о народной поддержке российской монархии. В царях все равно видели народных защитников, и в массе народ продолжал в них верить даже в кризисную пору. Не исключено, что монархия пережила бы и кризис начала XX века – не случись чрезмерно тяжелой для экономики страны Первой мировой войны и оказавшихся слишком талантливыми в худшем смысле этого слова революционеров 1917 года.
Во всяком случае, и эти новые властители России пришли к тому же: народной поддержке сильной, даже жестокой власти. Это одна из загадок России. Наше инстинктивное доверие силе. Главное – своей. С надеждой, что все неудобства, которые от сильной власти проистекают, в конечном счете, на благо – для защиты слабых, для отпора внешним врагам, для устроения земли.
Иначе – беда.
Павел ИВАНОВ, «Тверские ведомости»
pavelivanov2007@mail.ru
