Иван Аникеев из первого отряда космонавтов на орбиту так и не попал. Последние годы жизни он провел в Бежецке
12 апреля нынешнего года исполнится 50 лет со дня полета первого человека в космос. Его имя, к счастью, еще у всех на слуху – Юрий Гагарин. Но даже старшее поколение не знает, кто был в полном списке первого отряда космонавтов. Тогда он был составлен по алфавиту: Иван Аникеев, Павел Беляев, Валентин Бондаренко, Валерий Быковский, Валентин Варламов, Борис Волынов, Юрий Гагарин, Виктор Горбатко, Дмитрий Заикин, Анатолий Карташов, Владимир Комаров, Алексей Леонов, Григорий Нелюбов, Андриян Николаев, Павел Попович, Марс Рафиков, Герман Титов, Валентин Филатьев, Евгений Хрунов, Георгий Шонин.
Все летчики из первого отряда – дети военного времени. С Иваном Аникеевым судьба распорядилась не самым жестоким образом: сын железнодорожника, он был эвакуирован со станции Лиски, где жила семья, на другую станцию Воронежской области. Занятия в школе пришлось прервать и приспосабливаться к суровому быту.
Школу закончил уже будучи восемнадцатилетним. Ждала армия. Аникеев выбрал летное училище из тех, что казались ему поближе к дому. Надел форму курсанта Ейского военноморского авиационного училища имени Сталина. Через два года многих курсантов и командиров перебросили на Среднюю Волгу – доучиваться на новом месте. Но вместо штурвала пришлось брать в руки лопату и строить аэродром. Многие тогда сломались, а Иван выдержал, дождался того дня, когда со взлетнопосадочной полосы, приглаженной собственными руками, он поднял в небо МиГ15.
После окончания училища распределился на Крайний Север. Летал на разных типах самолетов. Три года провел в заполярном гарнизоне.
В 1959 году молодых, абсолютно здоровых летчиков по заданию Сергея Павловича Королёва разыскивали военные медики. Для подготовки к космическому полету нужно было подобрать людей примерно 30 лет, ростом не более
Пришла очередь и Аникеева. Врач полка передал: быть в соседнем городке на медкомиссии. Прибыл в назначенное место. Удивился, что перед кабинетом медиков стоит часовой. Вошел туда, представился. За столом полковник. Общие вопросы: «Как здоровье?», «Занимаешься ли спортом?» Потом перешли к делу и спросили, нет ли желания полетать на современных самолетах. Желание было. «Ждите, вас вызовут».
В Москву вызвали в конце года. Аникееву оставалось несколько полетов до получения квалификации летчика первого класса. Но вместо кабины самолета пришлось занять… койку в госпитале. Приглашенных на медкомиссию было как селедок в бочке. Все в коричневых пижамах с белыми нашивными воротничками. От ежедневных испытаний в барокамере, на центрифуге, на мыслимых и немыслимых приспособлениях, вытряхивавших, казалось, душу, становилось невмоготу.
Наконец после трехмесячных медицинских исследований Ивану сказали: «Всё. Поселяйтесь в гостинице и звоните сюда каждый день».
Он звонил, и однажды его пригласили на мандатную комиссию. Вместе с Иваном на нее явились еще 19 человек. После комиссии сфотографировались все вместе – в пижамах с белыми нашивными воротничками.
Вновь собрались в Москве в начале весны 1960 года. В военном билете Аникеева появилась необычная запись: «Слушатель войсковой части…».
В апреле всю группу переправили под Саратов. Предстоял один из ответственнейших этапов подготовки – парашютные прыжки. За месяц прыгали бессчетное количество раз с самолетов и вертолетов разных типов. Прыгали утром и днем, вечером и ночью. На сушу, на воду, на лес, с большой и малой высоты. В плохую погоду и хорошую. Всего одного прыжка не хватило Аникееву до девяти десятков. Осенью ему было присвоено звание инструктора парашютнодесантной подготовки.
К тому времени вся группа стала совершать регулярные поездки на занятия из Москвы на 41й километр Подмосковья. Тогда база не имела названия, сейчас она известна как Звездный Городок.
День один к одному: с утра физзарядка, потом учебный корпус, спортзал, вибростенд, сурдокамера, барокамера… Выносили, казалось, невозможное. Их вдохновлял будущий полет на корабле, который им впервые показал академик Королёв после первой встречи.
Тогда космонавтов вместе с руководителями подготовки провели в большой светлый кабинет. Длинный стол, по обеим сторонам стулья, между окон диван и два кресла. В одном углу – огромных размеров глобус на откатываемой подставке, в другом – веерная пальма в деревянной кадке. У дальнего окна – небольшой рабочий стол. Рядом с ним пульт с несколькими телефонными аппаратами. Над столом портрет Циолковского. Из дверей, ведущих в рядом расположенную рабочую комнату, вошел Королёв.
Усадив всех за большой стол, Сергей Павлович сказал, что сегодня знаменательный день – будущие космонавты познакомятся с первым пилотируемым космическим кораблем. Пока все очень скромно, полетит только один человек, и только на трехсоткилометровую орбиту, и только с первой космической скоростью. Зато первым может быть любой…
И еще были у Аникеева встречи с генеральным конструктором: в его КБ, на заводе, на запуске Титова, на приеме в Кремле. Будущие космонавты, как и конструкторы, называли его между собой СП – секретный парень. Однажды генеральный конструктор подарил каждому члену отряда по коробке, в ней на бархатном ложе – копии эмблемы, доставленной советским аппаратом на Луну. Подарок со значением. Его Иван Николаевич бережно хранил.
…Они все были готовы к полету, но для ускоренной подготовки выделили шестерых: Варламова, Гагарина, Карташова, Николаева, Поповича, Титова. Почти все время они проводили на тренажерах, остальные продолжали «осваивать космос» в неторопливом режиме: занятия, всевозможные анализы и осмотры, нагрузочные пробы. Требования были попрежнему рассчитаны на двойной, а то и тройной запас человеческой прочности.
Во всех испытаниях не обходится без драм и трагедий. Драмы начались с перспективной шестерки. При восьмикратной перегрузке врачи обнаружили точечные кровоизлияния у Валентина Карташова. Приговор суров: в космос лететь не может, допуск только в транспортную авиацию.
Валентин Варламов перекрыл себе дорогу в космос, прыгнув с берега в воду. Ударился головой о дно. Диагноз – смещение шейного позвонка.
В стартовой шестерке появились замены: вместо Карташова – Григорий Нелюбов, вместо Варламова – Валерий Быковский.
Когда запускали Гагарина, на Байконур летали все готовившиеся в стартовой «шестерке». Вторым дублером был Нелюбов. Правда, он не надевал скафандр, как Титов, но провожал Гагарина до самой ракеты.
В день первого старта Аникеев был на комиссии – в очередной раз проверяли на медпригодность.
На старт Титова полетели все члены отряда. Иван видел старты, их показывали на киноэкране. Но одно дело кино, другое – наяву. Взлет ракеты с Германом Титовым в корабле ошеломил: гигантская сигара, казавшаяся незыблемой изза веса и объема, шла в высоту легко и уверенно.
Пробыли на Байконуре десять дней, знакомились с учеными, с системами старта, с комплектованием ракеты.
Вернувшись в столицу, узнали, что все члены отряда без вступительных экзаменов стали слушателями Военновоздушной академии имени Жуковского. Это вместе с гарантией не набирать новых претендентов, пока не слетает весь первый призыв, внушало еще больший оптимизм.
Космонавтам оказывали почести. Несколько раз Иван Аникеев присутствовал на приемах в Кремле по случаю первых полетов. Правил бал Н.С. Хрущёв. Однажды, растроганный симпатией, долго жал Аникееву руку. Позади Хрущёва стоял улыбавшийся Л.И. Брежнев в нетерпеливом ожидании в очередной раз поприветствовать новоявленных и будущих Героев Советского Союза.
Теперь даже холостякам были предоставлены в Москве трехкомнатные квартиры. Во время полетов Николаева и Поповича всех нелетавших впервые приобщили к настоящему космическому делу: Аникеев как штурман управления полетом был командирован на связь с космонавтами в Западную Сибирь.
Он чувствовал, что должен уйти в космос скоро, очень скоро. Такое же чувство испытывали и его товарищи по отряду – Григорий Нелюбов и Валентин Филатьев. Но случаются в жизни роковые обстоятельства, навсегда замыкающие путь к цели. Если б каждый из тройки Нелюбов – Аникеев – Филатьев знал, где споткнется…
Иван Николаевич называл это «стечением обстоятельств». Все из первой двадцатки были людьми разными. Отличались характерами, вкусами, интересами, разнились по возрасту и семейному положению. Из всей «честной компании» наибольшей энергией выделялись Гагарин, Попович и Нелюбов. Григорий Нелюбов был, пожалуй, даже наиболее яркой фигурой. Ему льстило быть первым, это чувство он в себе поддерживал постоянно, и иногда оно перерастало в чувство собственного превосходства.
…Както Нелюбов, Аникеев и Филатьев в парке культуры и отдыха зашли в пивную. Мимо «стекляшки» проходил патруль. Офицерам, принявшим на грудь по паре кружек пива, администратор предложил удалиться через черный ход. Нелюбов ни в какую. Подвыпившую троицу патруль задержал. В комендатуре был составлен рапорт. Руководство Центра подготовки космонавтов упросило дежурного не давать рапорту хода, если наиболее конфликтный Нелюбов извинится. Он категорически воспротивился. Рапорт пошел по инстанции. Разгневанный Н. П. Каманин отдал распоряжение отчислить всех троих.
Космонавты считают, что Аникеев и Филатьев пострадали исключительно по вине Нелюбова. Этим спокойным, уравновешенным ребятам претила всякая бравада. Они, что называется, погорели за компанию.
Вся троица была на занятиях по теоретической механике, когда пришел приказ главкома ВВС Вершинина об отчислении их из академии «за несоблюдение режима».
Было чувство глубокой депрессии. Как же так? А «железное» обещание полета? А выматывающие, до кровавых кругов в глазах, испытания на вибростенде, центрифуге, тягостные «отсидки» в сурдобарокамере, занятия на тренажере, в крохотном спускаемом «шарике» диаметром
Неужели муки и напряжение бесконечных испытаний не стоят милосердия?
Всех троих вызвал Каманин: «Что собираетесь делать?» Ответили: «Будем летать». А как продолжать летную службу, если за штурвал три года не садились? Пришлось восстанавливаться, заново почувствовать пилотское кресло. Потом по распределению разъехались кто куда. Нелюбова отправили на Дальний Восток. Жизнь его оборвалась трагически. Переходил через железнодорожный мост и погиб под составом. Филатьев в забвении закончил жизнь гдето на Украине. Фортуна слегка улыбнулась Аникееву, определив место службы, вполне благоприятное по климатическим условиям – в Бежецке. До 1965 года летал. Потом спустился с небес под землю – стал штурманом наведения. Отсидел под землей десять лет. Жилья как такового не было, снимал углы. После престижного московского быта этот казался насмешкой над его опытом, силой, волей, энергией. Над званием «Член первого отряда космонавтов».
Иван Николаевич Аникеев жил вдвоем с женой, с которой познакомился в Бежецке, в однокомнатной «хрущевке». Быт – до аскетизма. В интерьерах ни намека на его космическое прошлое. «Что было – то было, не к чему вспоминать. Зачем это?» – лейтмотив нашего трудного, затяжного диалога, иногда истончавшегося до готовой оборваться нити. И всетаки, мне показалось, воспоминания молодости помогли ему оттаять, и на столе появились планшет со старыми фотографиями, несколько экземпляров «Известий» с очерком «Космонавт № 1», присланных их автором Ярославом Головановым, вырезка из старой «Недели», где Иван Николаевич восседает в первом ряду с нелетавшей Еркиной и только что слетавшим Поповичем.
Подножка судьбы, выбившая из колеи, не ослабила, не озлобила Ивана Аникеева. С высоты пережитых лет он мог бы посетовать на свое прерванное восхождение. Ни разу не посетовал, не бросил упрека ни начальству, ни своим товарищам по несчастью.
Был убежден, что «ошибок» тогда не наделал и можно было бы обойтись «подругому». Увы, иной судьбы нам не дано.
– А если б было дано? – спрашивал Ивана Николаевича.
– Снова бы попытался слетать в космос…
Жаль, забыл спросить Аникеева, за что удостоен он ордена Красной Звезды. Тешу себя надеждой, что именно за попытку полета.
Валерий БУРИЛОВ
