205 лет назад родился Михаил Александрович Бакунин.
Из многочисленных Бакуниных, вышедших из прямухинского новоторжского гнезда, Михаил выделялся всегда, и до революции 1917 года, и, разумеется, после. Хотя его слава не спасла само Прямухино от привычного разорения, постигшего большинство дворянских гнезд России.
Слава знаменитого анархиста была хотя и яркой, но несколько запятнанной в глазах советских партийных идеологов. Он был исключительно «предтечей» настоящих революционеров, сам же настоящим революционером так и не оказался – сказались его разногласия с Марксом и его «неканонический» перевод «Манифеста коммунистической партии». Хотя имя Бакунина в первые годы революции звучало очень громко, а в Москве уже в 1918 году был открыт ему памятник. Сохранись он – это был бы уникальный революционный памятник в стилистике авангарда-кубизма. Но даже для того времени памятник работы Бориса Королева выглядел чрезмерно вызывающе и в русле «монументальной пропаганды» смотрелся плохо.
Таким был и сам герой – он был слишком не системным человеком, чтобы получить в глазах потомков однозначную оценку.
Александр Михайлович Бакунин, его отец, как известно, был образцовым семьянином и создателем в Прямухине идеальной, как ему виделось, помещичьей усадьбы. Не располагая слишком большими средствами, он, однако, на протяжении второй половины своей жизни (а он прожил более девяноста лет, скончавшись в 1854 году) все силы вложил в семейный круг и воспитание детей. Все дети (а их было девять) получились необычными, все – талантливыми и с каким-то особым бакунинским идеализмом.
Михаил был младшим из братьев и стал самым знаменитым.
В доме говорили на пяти языках, много читали, обсуждали, детей учили музыке и рисованию. В год рождения Михаила отец написал памятку о воспитании детей, где подчеркнул, что он должен приобретать любовь своих детей «ласковым, дружеским и снисходительным обращением, искренностью», убеждать их в истине «советами, примерами, рассудком, а не отеческой властью».
Михаил Бакунин позже отмечал, что именно отец пробудил в детях понимание прекрасного, развил чувство достоинства и свободы, зажег искру любви к истине.
В 1829 году Михаил поступил в Петербургское артиллерийское училище, а через 5 лет был из него отчислен за дерзкий ответ начальнику училища.
В начале 1834 года Бакунина отчислили из училища в армейскую артиллерию, через год он вышел в отставку. Служить Бакунин не хотел, ибо считал, что империя пропитана злом и несправедливостью. В ту пору он жил в основном на средства, присылаемые отцом.
В Москве Бакунин стал участником кружка Николая Станкевича, общался с Хомяковым и Чаадаевым, познакомился с Герценом.
«Этот человек рожден был миссионером, пропагандистом, священнослужителем, – вспоминал о Бакунине Герцен. – Независимость, автономия разума – вот что было тогда его знаменем, и для освобождения мысли он вел свою войну с религией, войну со всеми авторитетами…». Отношения его с властями между тем испортились окончательно. 4 октября 1840 года Михаил Бакунин уехал из России, чтобы «быть свободным и освобождать других». Всю жизнь с перерывами на тюремные сроки он отныне участвовал во всех возможных восстаниях под благородными лозунгами освобождения угнетенных рабочих. Попутно Бакунин изучал философию, искал собственную дорогу. Живя в Париже, Бакунин сблизился с Прудоном, познакомился с Марксом и Энгельсом, перевел на русский язык «Манифест коммунистической партии».
В привычках своих и в быту Бакунин оставался крайне нетребователен и сдержан. Умел сводить потребности к минимуму. В этом он был настоящим аскетом, подобным религиозным подвижникам. Но цели его аскетики были другие. «Назначение человека, – считал Бакунин, – не страдать, скрестя руки, на земле, чтобы заслужить легендарный рай. Его назначение скорее заключается в том, чтобы перенести небо, бога, которого он носит в себе, на нашу землю… поднять землю до неба».
В июле 1842 года Бакунин написал первую политическую статью (под псевдонимом Жюль Элизар) «Реакция в Германии». Статью венчала знаменитая фраза, ставшая для Бакунина девизом на многие годы: «Дайте же нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидающий источник всяческой жизни. Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!»
С 1844 года за свои статьи Бакунин был заочно осужден: «Лишить его чина и дворянского достоинства и сослать, в случае явки в Россию, в Сибирь на каторжную работу». Бакунин был непримирим к царской России. Он считал, что ее государственный организм – «грандиозная, обдуманная и научная… организация беззакония, варварства и грабежа». В этом организме невозможны никакие реформы. И как следствие всего – «бесконечное озлобление народа» против бюрократии, дворянства, чиновничества.
А пока в 1849 году в Дрездене Бакунин стал одним из руководителей восстания, вошел в революционный совет. По свидетельству современника, Бакунин стойко держался до конца: «Пытаясь восстановить порядок и спасти погибающую и, видимо, погубленную революцию, не спал, не ел, не пил, даже не курил… и не мог отлучиться ни на минуту из комнаты правительства».
Дрезденское восстание, а за ним и германская революция потерпели сокрушительное поражение. 10 мая Бакунина арестовали. 14 января 1850 года саксонский суд приговорил Бакунина к смертной казни. В июне новый поворот: пожизненное заключение, затем выдача Бакунина Австрии и выдача его российскому правительству. Это произошло 17 мая. Бакунин оказался в руках русских жандармов. На границе с Бакунина сняли австрийские кандалы и надели русские. Как писал впоследствии Бакунин: «Ах, друзья, родные цепи мне показались легче, я им радовался и весело улыбался молодым русским солдатам: – Эх, ребята, – сказал я, – на свою сторону, знать, умирать…»
В каземате Петропавловской крепости Бакунин, надеясь добиться замены тюрьмы ссылкой, обратился к Николаю I с «Исповедью», в которой рассказал о своих взглядах.
«Когда обойдешь мир, – писал Бакунин, – везде найдешь много зла, притеснений, неправды, а в России, может быть, более, чем в других государствах. Не от того, чтоб в России люди были хуже, чем в Западной Eвpoпe; напротив, я думаю, что русский человек лучше, добрее, шире душой, чем западный; но на Западе против зла есть лекарство: публичность, общественное мнение, наконец, свобода, облагораживающая и возвышающая всякого человека. Это лекарство не существует в России.
Западная Европа потому иногда кажется хуже, что в ней всякое зло выходит наружу, мало что остается тайным. В России же все болезни входят внутрь, съедают самый внутренний состав общественного организма. В России главный двигатель – страх, а страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души… Русская общественная жизнь есть цепь взаимных притеснений: высший гнетет низшего; сей терпит, жаловаться не смеет, но зато жмет еще низшего… Хуже же всех приходится простому народу, бедному русскому мужику…»
Бакунин продолжает: «Один страх не действителен. Против такого зла необходимы другие лекарства: благородность чувств, самостоятельность мысли, гордая безбоязненность чистой совести, уважение человеческого достоинства в себе и других и, наконец, публичное презрение ко всем бесчестным, бесчеловечным людям, общественный стыд, общественная совесть! Но эти качества… цветут только там, где есть для души вольный простор, не там, где преобладают рабство и страх; сих добродетелей в России боятся, не потому чтоб их не любили, но опасаясь, чтоб с ними не завелись и вольные мысли…»
26 декабря 1851 года председатель Государственного совета князь Александр Чернышев по прочтении «Исповеди» заключил: «Я нашел полное сходство между «Исповедью» и показаниями Пестеля печальной памяти, данными в 1825 году».
И тем не менее Николай I повелел перевести Бакунина из Алексеевского равелина в Шлиссельбургскую крепость, где узник получил ряд льгот: книги, возможность выпить перед обедом рюмку водки, прогуливаться и даже иметь в камере клетку с двумя канарейками.
После смерти Николая I прямухинское семейство стало энергично хлопотать об облегчении участи Бакунина. Вместо заточения в крепости он получил поселение в Сибири (в 1857 году). В 1857–1861 годах Бакунин жил в Томске и Иркутске.
Из Сибири он бежал. К Рождеству 1861 года (через Японию и Америку) Бакунин оказался в Лондоне, в своей родной стихии, в обществе издателей «Колокола», в компании Герцена и Огарева. Осенью 1863 года Бакунин уже в Италии, вступает в контакты с Джузеппе Гарибальди и ведет интенсивную работу, выступая в качестве «апостола анархии», борясь за «великий принцип свободы, достоинства и прав человека». Отрицая государственную организацию общества и предлагая взамен вольную федерацию, Бакунин настаивал на господстве в ней единства и порядка. «Если есть государство, то непременно есть господство, следовательно, рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо, – вот почему мы враги государства», – отмечал Бакунин в работе «Государственность и анархия».
Эти анархические взгляды Бакунина сложились к середине 1860-х годов.
В сентябре 1870 года Бакунин – на юге Франции, в охваченном революционным брожением Лионе. После Лиона Бакунин пишет свои главные теоретические труды: «Кнуто-Германская империя и социальная революция» и «Государственность и анархия», а затем программу действий для революционной молодежи России.
В этих работах Бакунин оспаривает концепцию Маркса о превосходстве пролетариата над крестьянством. «Государство, даже коммунистическое, о котором мечтают последователи Маркса… поручая своей бюрократии заведовать обработкой земли и выплачивать заработок крестьянам… привело бы к ужаснейшей безурядице, к плачевному расхищению и к гнуснейшему деспотизму».
Диктатура пролетариата на практике окажется властью «кучки привилегированных, избранных или даже не избранных толпами народа, согнанными на выборы и никогда не знающими, зачем и кого они выбирают». Что ж, в этом Михаил Бакунин оказался пророком.
Но бурная жизнь великого анархиста подходила к концу. В письме от 15 июля 1875 года Бакунин писал: «Оглядываясь на окружающие нас события и явления момента, в который мы живем… я ничего не жду от современного поколения. Знаю только один способ, которым можно еще служить делу революции, – это срывание маски с так называемых революционеров. Почва наша до того засорена, что много надо трудов, чтобы только очистить ее от всякой дряни, и то, что бы ни посеялось, все заглушится сорной травой и бурьяном».
В июне 1876 года Бакунин переехал из Лугано в Берн. Он остался без своего любимого революционного дела, тяготился безденежьем, залезал в долги, выкручивался, игнорируя при этом быт, ходил в поношенных одеждах и обходился минимальными личными потребностями. Он жил в мире идей. Когда Бакунин заболел, за ним трогательно ухаживали простые люди – угольщики, сапожники, цирюльники, так велико было обаяние его удивительной личности. В Берне он оказался в клинике. Хроническое воспаление почек, ревматизм, склероз и прочие болезни делали его положение крайне тяжелым.
Друзья торопили его с воспоминаниями, на что Бакунин однажды ответил: «Скажи-ка на милость, для кого я стал бы их писать?.. Теперь все народы утратили революционный инстинкт. Все они слишком довольны своим положением, а страх потерять и то, что у них есть, делает их смирными и инертными…»
Михаил Бакунин прожил 62 года. Он скончался и похоронен в Швейцарии, в Берне. На могиле установлена гранитная стела с лаконичной надписью «Michele Bakunine. 1814–1876».
Павел ИВАНОВ (по статье Юрия Безелянского)
