Впечатления военного детства жарковский старожил хранит в рукописях
Мой собеседник, пожилой мужчина, сидит на кровати в комнатке с окнами в сад. Я в гостях, в небольшом доме на окраине поселка Жарковский. Улицу Лесная в народе называют «Волнушки» – по названию деревни, одной из нескольких, сложившихся после войны в поселок. На стенах дома висят картины (хозяин дома, когда был моложе, увлекался живописью и неплохо для самоучки научился писать маслом). Александр Ефимович Жегулов – в прошлом моряк. В нем и в восемьдесят два года чувствуется морская выправка, крепкая кость. После схода на берег где ему только не пришлось работать, но любовь к морю – это на всю жизнь. Хотя как можно говорить о море среди сухопутного Жарковского, на берегах неширокой Межи, среди бескрайних лесов и болот?
Сын Александра Ефимовича, Сергей, общительный и любознательный человек, благодаря которому и состоялась эта встреча, достает увесистые коробки с фотографиями, картинами и тетрадками. В этой семье считается хорошим тоном уметь все делать своими руками. Из шкатулки, искусно изготовленной когдато давно еще отцовскими руками, в виде книги в толстом переплете, сын достает несколько тетрадок.
– Вот, можете почитать, хотя тут много, не прочитаешь сразу…
Александр Ефимович бумагами не удовлетворяется и с видимым удовольствием рассказывает, хотя видно, что устает от долгой беседы. Тетради исписаны им лет пятьшесть назад, когда и сил было больше, и память крепче. Рассказывает и о годах 1930х, и о 1940х, для нас уже легендарных временах. На Балтийском флоте в конце 1940х Александр Жегулов служил на минном тральщике. После действительной пошел на рыболовный флот там же, на Балтике. И без войны, а как на войне.
– Я вот знаю, – говорит он совершенно серьезно, – каково это ощущение, когда совершаешь подвиг. Тогда я, конечно, это не осознавал. Уже на рыболовном судне выбирали однажды трал и подняли запутавшуюся в нем двухсоткилограммовую мину, прямо у борта. Я удерживал ее руками, пока экипаж приходил в себя, и думал, что делать в этой ситуации. Нам чудом удалось уцелеть: трал обрубили, и мина ушла обратно на дно, ничего не задев. Я потом понял, что, в общемто, подвиг совершил, а тогда после этого стоял и рыдал минут десять – такое было нервное напряжение…
И таких эпизодов было много. И это – отдельная страница, достойная описания.
Но – о главном. Общие тетрадки исписаны от начала до конца. Две из них – это рассказы о войне. Причем войне самой настоящей, которую наш герой застал двенадцатитринадцатилетним. И где: под городом Белым! Тогда Чичатский сельский совет входил в Жарковский район, сейчас эти места отнесены к Бельскому.
– Можете пользоваться, исправлять, если стиль плохой, – говорит хозяин дома утвердительно, – если что найдете интересное, публикуйте. Я про свою семью писал, что видел и сам пережил.
Я воспользуюсь его разрешением.
Стоит сказать, что, окажись эта рукопись в печати, на нее должны бы обратить внимание историки и краеведы. Она многое дает и в дополнение к собранным материалам о партизанском движении в нашей области. Описаны события до лета 1942 года. Вот только несколько отобранных эпизодов, случившихся ровно семьдесят лет назад – в июлеавгусте 1941 года. Кажется, очень уместно сейчас вспомнить о них. О том, каково оно было, лето 1941го, какой невероятно далекой казалась тогда Победа.
«Мы, ребятня, не очень переживали, что беда будет. Мы думали, с Германией наша доблестная Красная Армия расправится быстро и нам, к сожалению, посмотреть на войну, видать, не придется…
Войска Германии были уже в
«Шло знойное лето. На западе постоянно грохот. Наши воины шли на восток по одному, группами, иногда целыми подразделениями. Военной техники не было видно.
В деревне Гороватка немцы, как говорили, высадили десант и стали контролировать округу. Нашу деревню Брехалово пробомбил немецкий самолет, сбросил семь бомб по какимто гражданским, которые стреляли по самолету из винтовок, пистолетов, дробовиков. Они только дразнили немцев и вреда не наносили.
Дважды наши пытались уничтожить десант. Первый раз шла огромная колонна наших больших танков БТ, зеленых, со звездами, по большаку в сторону деревень Котово и Подвязье. Я их узнал, из газет мы, мальчишки, силуэты танков срисовывали. Но вскоре наши пошли назад, оставив множество танков на поле боя. Через несколько дней пошли черные танкетки с одним пулеметом в корпусе и десантом бойцов. Немцев хорошо погнали в озеро Щучье. До обеда гнали немцев, а потом налетела армада немецких самолетов и разнесла наших в пух и перья. Бежали наши назад как попало. А немецкий самолет преследовал даже одиночных красноармейцев, гоняясь за одним из них по полю. У многих наших жителей вкрались в душу подозрения, что немцы победят. Особенно когда мы увидели, как немцы ехали на машинах, мотоциклах, даже на велосипедах. Пеших их мы не видели…»
«Немцы впервые приехали на маленьком бронетранспортере. Из боковой дверки вышел лощеный офицер, когда броневик остановился посреди деревни. Офицер прошел по половине деревни, стуча по голенищу сапога стеком и заглядывая под крыши. Потом медленно подошел к бронемашине, взял наушник и стал чтото говорить. Дня через четыре приехали рядовые немцы на грузовой автомашине. Срубили многим курочкам головы, забили двух свиней и уехали в сторону деревни Котово. Потом еще приезжали. И если курей не видели, пытались требовать, угрожая. Наша мама сберегла головы курей с прошлого нашествия, и, если немцы спрашивали: „Матка, курка тафай“, она брала в руки куриные головы и совала немцам в нос, открывая курам клювы. Немец пятился и вопил: „Матка, никс, никс, карашо!“
(За деревней, как пишет Александр Ефимович, оставались наши войска из корпуса генерала Доватора, которые иногда постреливали в сторону немцев и совершали рейды. Впрочем, фронтовые немцы жителей не обижали. Говоря, что от немцев он плохого не видел, Александр Жегулов подвел итог: „Всякие были немецкие солдаты. Да и наши тоже при удобном моменте делали неблагородные делишки. Но это было в нашей деревне. В других – поиному“.)
«В августе весь Чичатский сельсовет немцы выселили в сторону Пречистого… Мы оказались в деревни Починок, а потом переехали в деревню Велесто к дяде Терентию. Запасцы муки у нас были. Наши мамы и тетки привозили муку из Ломоносова, где немцы разграбили станцию железной дороги и склады. Мы, ребятня и девчонки, пасли скот. Коровы и лошади наши паслись спокойно, и для нас… жизнь была неплоха. Мы только боялись иногда проходящего патруля немцев из 4–5 солдат, которые в одно и то же время проходили за деревней. Да самолетов боялись, так как за деревней стояла зенитная батарея крупных пушек с длинными стволами.
В один из дней эта батарея стреляла. Но не по воздушным целям. Когда мы уже возвращались из деревни Велесто домой и проезжали поле между деревнями Подвязье и Устье, увидели много убитых лошадей и бугорки трупов убитых солдат, покрытых землей. В деревне Устье все постройки были разбиты… Старики говорили, что на поле было убито до восьмисот конников – они ехали по дороге строем со знаменем и песнями…»
«В ту осень долго не было холодов. Копали картошку, запасались зерном с колхозных переспелых полей. Немецкие бомбардировщики и транспортные самолеты летали над нами, едва не задевая крыши и деревья. Самолетов летело в сторону Москвы столько, что нам казалось, им и места на земле мало. Мы помогали копать картошку. Рядом копали все жители деревни. Когда пролетали самолеты, все садились на землю, боялись, что самолет заденет колесами. Наш близкий родственник Иван Федорович Жегулов, когда пролетал очень низко самолет, взял большую картофелину и кинул с такой силой, что даже крахмал полосами брызнул по левому борту. Ивану попало от матери, боялись, что из самолета ударят из пулемета, но в нем, видать, даже и не заметили удара картофелиной.
Как наша Красная Армия удержала такой напор с земли и с воздуха, для нас было загадкой. Но назад с востока возвращалась совсем маленькая доля того, что шло на запад, на Москву…»
К сожалению, объем газетной статьи не позволяет публиковать эту повесть в большем объеме. «За рамками» придется оставить и партизанскую эпопею, и рейды наших разведчиков, и испытания военной зимы. Но, кажется, для представления, что такое это произведение, и приведенных отрывков достаточно. И, конечно, с небольшим литературным редактированием оно достойно публикации.
И еще одна деталь. Исписавший пять общих тетрадок, наблюдательный и памятливый Александр Ефимович искренне считает себя малообразованным человеком: «Я в 1941 году пять классов кончил, в шестой перевели, елееле сдал экзамены. Учился плохо, на троечки. Как за меня учительница Анна Николаевна переживала! А ребята, когда узнали, что я всетаки сдал, и на пять, выучил билет со страху, такую бузу на радости устроили!»
Характер! И как всетаки учили в те годы! Разве с нынешними сравнить…
…Сельская школа в глухом углу Смоленской области. Сельская Россия. Скольких ты выпестовала, проводила, не дождалась! Кто тебя опишет, кто о тебе вспомнит?! И пусть же хотя бы эти тетрадки не пропадут, пусть их прочитают новые поколения. Прочитают и о многом подумают.
Павел ИВАНОВ
