Мне очень повезло в жизни. С самого детства рядом со мной был человек, который делал сам и учил меня делать только добрые дела, помогать тем, кто рядом. Половина учителей иностранных языков и литературы старшего поколения учились у него не только зарубежной литературе, но и культуре в целом.
Мой отец Давид Менделевич Файнгелеринт работал в Тверском государственном университете (Калининском педагогическом институте) с 1947 по 1994 годы. Он не был на пенсии ни одного дня.
Родился Давид в Киевской области, в Изяславе, рос на станции Шепетовка, где его отец работал станционным слесарем. Детей в семье было много – 12. Мой дед был озабочен тем, как их накормить, одеть и обучить. Потому кроме основного дела у него был приработок – дед был столяромкраснодеревщиком (делал прекрасную мебель, за которой к нему ехали издалека). Все эти подробности когдато в юности я узнала из книги «Как закалялась сталь», так как Николай Островский снимал у деда комнату в течение трех лет. Дед и бабушка не умели ни читать, ни писать, но сумели дать детям образование. Мой отец с золотой медалью окончил школу и поступил в лучший по тем временам гуманитарный вуз: Московский институт филологии и иностранных языков
1941 год – студент Давид Файнгелеринт получает отсрочку от призыва в армию до окончания вуза, но идет в горком комсомола и просит отправить его на фронт вместе с однокурсником Семеном Гудзенко. Оба не были сильны здоровьем: Семен Гудзенко страдал туберкулезом, Давид Файнгелеринт плохо видел. Так как ребята были внешне похожи, то один сходил два раза к терапевту, а другой – два раза к окулисту.
Служил отец в бригаде специального назначения. В октябреноябре 1941 года минировал Москву, чтобы взорвать и затопить город, если немцы прорвут оборону наших войск, а потом, в январе, разминировал столицу, защищенную Красной Армией.
В феврале 1942 года 29 бойцов бригады вышли в дальний путь на лыжах: из Москвы через Калининскую и Смоленскую области в захваченную немцами Белоруссию для организации партизанского движения на оккупированных территориях.
Полгода, пока не установились связи с местным населением и не нашлось место для лагеря, партизаны бригады «Неуловимые» питались сырой кониной и мерзлой клюквой, спали на снегу, не разжигая костра, чтобы не навести немцев на свою стоянку.
Отец не был ни минером, ни подрывником. Он выполнял в бригаде совсем другие функции: переводил все захваченные немецкие документы. Будучи комсоргом бригады, организовал ансамбль и выезжал в белорусские села и хутора с концертами, вселяя надежду на скорую победу голодавшим, отчаявшимся жителям Белоруссии, а после концерта отбивался от догонявших немцев. Организовал в Полоцком районе Белоруссии подполье, состоявшее в основном из молодых учительниц, которые приносили ему много ценных данных о немцах. В 1942 году вывез на телегах ночью из села Быковшина более ста ребят из детского дома, использованных немцами в качестве доноров. В 1943 году по заданию командира бригады и командования из Москвы пробрался на немецкий аэродром, нашел контакты с французскими пленными летчиками, служившими у немцев техниками, и, проведя у них под нарами 20 суток, разагитировал так, что они подняли в воздух шесть мессершмиттов и перелетели на нашу сторону.
Я ездила с отцом в Белоруссию много лет. Видела, как уже немолодые женщины вставали перед ним и его товарищами на колени, как плакали, обнимая их. Писали письма отцу словно близкому другу. Я с детства видела дружбу бывших партизан. Все они после войны состоялись как личности, получили награды, но каждый год в Измайловском парке на партизанской поляне плакали, вспоминая те годы, и очень честно любили и помогали друг другу в жизни. Самый старший – комиссар бригады Борис Львович Глезин, умирая в 92 года, в завещании просил, чтобы я была на похоронах его как близкий человек. Нет сейчас такой дружбы: она была скреплена страшными годами войны.
В 1944 году Белоруссия была освобождена, отец вернулся в Москву. В 1945 году демобилизовался и с 1947 года стал работать в Калининском государственном педагогическом институте, преподавая любимый предмет – зарубежную литературу.
Первой группой, которую он курировал, были бывшие фронтовики, прошедшие войну, много повидавшие, и один мальчик после школы, который очень выделялся среди остальных способностями, – Андрей Дементьев. После этой группы были сотни и тысячи студентов факультета романогерманской филологии и филологического факультета, где отец работал деканом, доцентом кафедры.
Половина студентов – словесников и учителей иностранных языков – знали отца, любили его, ласково называя Файном. Особенно интересовали отца славянские литературы. Он не только изучал их, но и читал лекции в Чехии, Болгарии, Духовной академии в Загорске (ныне Сергиев Посад). Причем, уважая людей любой национальности, отец изучал языки тех стран, литературу которых преподавал, и лекции читал только на их родном языке. Таким образом, он изучил 16 языков, что для меня всегда было непостижимым. В 1949 году отец первым в стране защитил диссертацию на иностранном языке, самостоятельно напечатав ее на старой машинке, которая до сих пор стоит у меня на шкафу.
Меня всегда поражала мудрость и эрудированность отца, сопряженная с мягкостью и бесконфликтностью, что для сегодняшнего времени редкость.
Он не просто самозабвенно любил свою жену и меня, а жил семьей. В возрасте пятишести лет я все лето проводила с отцом на даче и слушала вместо сказок про Гавроша, Тома Сойера. Слушать в школе про Колобка и Курочку Рябу мне стало неинтересно, и я развлекала себя, как могла. Отца часто вызывали в школу: сначала насчет моего поведения, затем – насчет свободы мысли и речи, не одобряемой в 60–70е годы. Он ни разу не ругал меня, а лишь вздыхал. В 15 лет дал мне читать Библию, книгу, которую в 1970 году подростки даже не видели. Сказал – «Это Книга книг». Нет, в те годы нельзя было стать абсолютно свободным, но он был свободен внутренне.
Он так и не вышел на пенсию: работал, так как просил ректор, хотя очень болели поврежденные в белорусских болотах ноги, начались диабет, гипертония. Шел утром на работу, упал виском на лед. Когда привезли в больницу, не очень внимательно посмотрели. Сказали, что у старика гипертонический криз. После этого два дня читал лекции, а вечером на второй день его парализовало, и он умер в результате черепномозговой травмы.
Отец любил людей, учил меня традициям еврейского народа, прививая уважение к человеку независимо от национальности. Но всегда говорил, что человек должен знать свои корни, чтобы не оказаться «Маугли».
В 1980 году на «Мосфильме» выпустили документальный фильм «Частная хроника времен войны» об их бригаде. В 2010 году я отцифровала кассету и, когда начала смотреть, была потрясена кадром, где отец рассказывает студентам, что самое главное – это делать добро, не ожидая благодарности. Ведь я сама говорю эти слова учителям на лекциях и семинарах вот уже 16 лет, придя в педагогику в Тверской областной институт усовершенствования учителей после 15 лет работы врачомтравматологом и преподавая теперь вопросы здоровьесбережения.
Всё в нас от наших отцов и матерей.
В 1931 году мой дед дал моему отцу двадцать рублей, посадил в Киеве на поезд и отправил в Москву учиться. Совершенно не сопоставляя эти факты, я в 1997 году дала моему единственному и горячо любимому сыну 50 рублей и отвезла его в школуинтернат в Москву. Сын вырос, стал, как и я, врачом, причем врачом в шестом поколении (по материнской линии), помнит и любит деда, старается равняться на него в жизни и работе.
Ольга РОНЕНСОН, заведующая лабораторией «Инновационные аспекты здоровьесберегающего сопровождения школьного образования», кандидат медицинских наук, доцент
