Есть у Балабанова почитатели, любящие разгадывать его картины, искать в них лозунги свободного пророческого слова. К этому подталкивает стилистика режиссера, его особый почерк, который отражается в образе героя, целеустремленно идущего вперед, спрятавшего свой внутренний мир в молчаливом взгляде, направленном на ему только видную цель. И этот молчаливый образ способствует появлению загадок. Только вот балабановские загадки решений не требуют: они существуют для того, чтобы в конце всегда и всюду оставались одни знаки – знаки вопроса.
«Я тоже хочу» – фильм, который поклонники Балабанова и любители российского арт-хауса ждали с нетерпением. Даже те, кто отвернулся от режиссера после «Груза 200» (а таковых было очень много), боязливо поглядывали на трейлер, в котором колокольня счастья и вроде бы вполне безопасные аллюзии, без насилия и издевательства над зрителем.
Как было указано в одной из рецензий, кино необычайно сложное для понимания. Однако советовать понимать Балабанова – это то же самое, что расшифровывать экспрессионистов: долго, по-разному и все равно не верно. Расшифровать Балабанова может только он сам.
Сюжет фильма прост. По слухам, где-то в глухомани есть колокольня Счастья, которая забирает людей. Счастья хотят все, поэтому в паломничество к колокольне отправляются те, кому оно особенно нужно: бандит, убивший ночью четверых людей, утром исповедавшийся и сходивший в баню, его друг алкоголик со спившимся престарелым отцом, молчаливый музыкант и проститутка. Балабановская компания.
Они пьют водку и ведут редкие разговоры на отвлеченные темы, подчеркивающие их стремление к непостижимому счастью. Они хотят счастья сейчас и сразу, чтобы оно возникло – и всё.
Разве что ленивый не сравнил «Я тоже хочу» со «Сталкером». Да вот только, в отличие от последнего, комната исполнения желаний в колокольне не выполняет желания сокровенные, как в зоне: она либо берет человека, либо нет. Без оговорок. Причем никаких механизмов понимания этого нет. Крикливое «Я хочу!» может обернуться молчаливым: «А я не хочу», и останется только уткнуться в снег и умереть от горя.
Можно было бы похвалить Балабанова за пародию на владеющее умами многих и многих людей волшебное чудодействие мистических механизмов, но, похоже, он лишь подкинул в этот огонь еще пару своих поленьев.
Мистическое избавление от несчастья здесь иррационально. Если Балабанов хотел показать в фильме Бога, вышло жалко, если хотел посмеяться над невежеством телевизионных домохозяек, вышло не смешно. Однако кого-кого, а Балабанова упрекнуть в поверхностности никак нельзя. Остается недоумевать и пытаться все это притчевое повествование о чудесной колокольне в большую и многообразную картину современного духовного вакуума, в котором несчастные люди, желающие верить хоть во что-то и благодаря этому приобрести хоть какое-то счастье, готовы хоть голышом по снегу бежать к колокольне, лишь бы сработало. Как говорится, если его нельзя купить, расскажите, где лежит, − пойду и возьму.
Те, кто посмотрел «Я тоже хочу», склоняются к мнению, что из его сценария фильма вышла бы отличная короткометражка. В этом, наверное, есть смысл. Любой притче свойственна краткость – как концентрации смысла и морали. Как пример можно привести короткометражный шедевр Ларисы Шепитько о желанном дожде «Родина электричества». Но это кино совсем другого полета.
Счастье есть. Где-то. Оно всегда будет для многих недостижимым идеалом, особенно для тех, кто видит в нем осуществление комплекса своих желаний и кричит в небо: «Хочу!». Едва ли не все желающие быть счастливыми знают, что путь туда не из Питера на черном джипе, а через непроходимые болота собственной души. Но кому в наше время хочется ходить пешком…
