Балабанов ушел
«Между прошлым и новым
Заблудиться так просто.
Между прошлым и новым
Непростые вопросы»
Агата Кристи «Позови меня, небо» (из кинофильма «Мне не больно»)
18 мая скоропостижно ушел из жизни режиссер Алексей Балабанов. Совсем молодой, кажущийся полным творческих планов, он вобрал в себя чаяния и надежды очень большой прослойки любителей кино. Это был странный режиссер, и его аудитория была такой же: неоднородной, неформальной, нетипичной. Набор эмоций по отношению к Балабанову был очень широким: от неприязни до обожания. А это всегда – признак таланта.
Не берусь анализировать все творчество Алексея Октябриновича, не буду преломлять его кино через его жизнь, а только скажу, что лично я фильмы Балабанова не любил и не люблю. Эта нелюбовь всегда была иррациональна, необъяснима. Меня пленяла «братская» дилогия, но оставляла чувство дискомфорта, как рука, тянущаяся к пасти крокодила. Это было не мое кино, и я, наверное, не имею права его судить. Однако скажу, что «Братьями» Балабанов и исчерпался как высокий художник. «Брат-2» – это не «Брат», это совсем иное. Между ними три года, но какие это годы! 1997-й и 2000-й.
Мир, который был созвучен внутреннему настрою режиссера, сменился на прагматичный рыночный механизм, который не поместить в рамки «понятий». А вообще, главной думой Балабанова, кажется, всегда оставалось различие между уродами и людьми. Он тогда видел эту границу. А потом, когда она становилась всё более размытой, терялась полюсность понятий. Уроды смешались с людьми, и уже не отличить было одних от других, не понять, кто же прав и в чем сила. Вот вы скажите, в чем сила сегодня? В правде? Или в том, о чем толковал незадачливый герой Сухорукова, – в деньгах? У кого их больше, тот и сильнее. Этот гениальный диалог двух братьев – черта под сомнениями режиссера, его точка. Деньги сгубили старшего брата, его философия его не сберегла, но они никуда не делись, они так и остались абсолютным злом, делающим из людей уродов. А затянувшаяся «стабильность» может сгубить и не таких художников, как Балабанов. Губила людей и посильнее.
Потом была «Война». Уж не попытка ли отыскать эту демаркационную линию в политических конфликтах? Но там она иная, не бытовая, далекая что ли…
«Жмурки» стали точкой, вызовом всем, кто искал романтику оружия. И первый из них – Алексей Балабанов, который не снял фильма, где бы кого-то не убили. А потом он потерялся. «Мне не больно» стал проходной, непривычной для его зрителя мелодраматикой, которая тоже показала не просто попытку иного жанра, но первую душевную слабину. Балабанов ведь не был рисовальщиком, он снимал свое кино, свое «нутро». А что там творилось, мы можем только догадываться.
Догадываться перехотелось сразу после выхода «Груза 200». Это был реванш, мощный апперкот и расплата за проявленную слабость. Балабанов вернулся. Но кем? Искать в этой картине глубинные реки смысла отваживался только фанат. Те изобразительные средства, благодаря которым художник отличается от репортера, – куда делись? Где глубина социальной дилеммы? Если фон Триер снимал порнографию своего «Антихриста», играя светом, то Балабанов гонял мух и насиловал трупы вместе с психикой зрителя, убивая безысходной бытовухой. И пусть не гневаются за такое сравнение ценители его творчества. Здесь Балабанов расписался в собственной беспомощности, применил запрещенные приемы и разделил людей на противников и еще больше утвердившихся обожателей. «Груз 200» следует рассматривать лишь как веху режиссерского пути. Рассматривать этот фильм с любой другой точки зрения я отказываюсь. Может быть, я не прав.
После «Груза» толпа встречала новые ленты режиссера одобрительным гулом, но с годами гул был все тише, а после «Я тоже хочу» сменился переглядыванием. Это – последнее кино. Пророческое, если хотите. Балабанов умер в фильме, и вот теперь ушел по-настоящему. С этими словами на устах: «Я тоже хочу». Туда, наверх, где свет. Из этой пучины, от которой он сам устал, как, кажется, устал от роли влиятельного декадента. Он выдал свой последний фильм точно вызов уже своему зрителю. Фильм странный, недоговоренный − такая полунота. Но настоящий художник должен уйти на многоточии. А Балабанов был художником, тем, который не нравится, тем, которого поднимают на руки… Настоящим. Он и в последний путь не дал делить себя. Ушел один… И реквиемом ему кричал Вадим Самойлов:
«Позови меня, небо,
Удиви меня правдой,
Я, конечно, не первый,
Кто летал и кто падал…»
