Не смог я разжиться пиратской версией новой ленты Лозницы «В тумане» по одноименной повести Василя Быкова, хотя очень хотелось. Думалось, пальмовых каннских листьев он не получил, но в конкурсной программе участвовал, что уже показатель. При поиске хорошего современного кино о Великой отечественной войне нужно соблюсти два критерия: чтобы фильм не был ура-патриотичным, чтобы это была не чернуха правда-матка с историями о новых полицаях и зверствах советских солдат, умноженных на три. Безусловно, самой большой удачей современного российского кинематографа на военную тематику стал проект «Брестская крепость», по масштабам и качеству его еще никто не смог перемахнуть. Михалков не в счет. Там только масштабы.
Вот и остается снимать с полок старые фильмы и думать о том, что мы, поколение восьмидесятых, их еще чувствуем, понимаем их задорный пафос и героику, наивность иногда неправдоподобие, но всегда одно желание – сделать кино не о войне, а о человеке на войне. Советское кино всегда отличалось именно этим. Внутреннее ощущение человека на поле боя или опаленного войной оно важнее пиротехнических изысков. Почему мы так беззаветно и любим «Офицеров», «Балладу о солдате», «Летят журавли», «Белорусский вокзал», «Они сражались за Родину», пересматриваем каждый раз с внутренним сопротивлением «А зори здесь тихие…», хотя все знаем наизусть. Сколько их таких, любимых… Вы проведите обычный эксперимент. Вы спросите прохожего на улице, какие фильмы о войне он знает? И из всех перечисленных он едва ли одно-то назовет современное. Разве что «Звезду» или «В августе сорок четвертого». Для него уже даже «Мы из будущего» не о войне, а о пацанах. Память о войне отодвигается все дальше, превращается в учебную, книжную. Поэтому и не рождаются новые сюжеты, но берутся у Быкова, Васильева, Бондарева. Редко если у Валентина Распутина («Живи и помни» — блестящая картина Прошкина) и еще реже, а теперь почти никогда — у Астафьева.
Вот интересно, будут ли наши дети, а потом и внуки так восхищаться «Ивановым детством» и пропускать через себя мучения Ларисы Шепитько с ее «Восхождением»?
Еще десятилетия после конца войны советский народ жил ощутимым переживанием этой катастрофы: нуждой, теснотой, голодом, скорбью по близким и томлением по пропавшим без вести. Ждали годами отцов и братьев, смотрели в окна, пальцами собирали крошки со стола, донашивали батькину шинель до дыр и сражались во дворах с деревянными автоматами наперевес. Едва ли что-то могло сравниться по своей оскорбительности и низости со словом «фашист». Поэтому и самые лучшие сюжеты для книг и фильмов рождались в этой атмосфере. То, что мы имеем сейчас, как сокровищницу советского военного кинематографа.
Сегодня редко снимают большое кино о войне, руководствуясь внутренним убеждением и переживаниями. Все больше свое, камерное. Как яркий и мало кому известный пример – фильм, снятый поисковой командой «Ополченец» «48 часов подо Ржевом». Любительский с множеством огрехов, но о Ржеве, о котором советские сценаристы и литераторы могли даже не думать.
Нам еще предстоит осмыслить эту чудовищную войну семидесятилетней давности через объективы современных камер, отбросить бесстыдную конъюнктурность, пустую зрелищность, сведение счетов, чтобы получился наш – современный взгляд на те годы, наше понимание народного бедствия, героизма, отваги и предательства. Советский кинематограф отточил свой взгляд, как алмаз, и он нам дорог, но нашим детям он уже не слепит взгляд. И это грустно. Но может быть, закономерно.
Я вспоминаю любимую книгу детства о войне – «Юрка Гусь» Вильяма Козлова, зачитанную до стертости шрифта и думаю о том, что ее было бы здорово экранизировать с той же искренностью, с какой она написана. Но о чем думаю я? О несбыточном, может…
Мучительно ломая голову над тем, что же мне посмотреть ранее невиданное, чтобы еще один кирпичик лег в понимание истории военного кино в России, остановился на картине, которая была снята в 1995 году, во время еще одной войны. Она называется просто «Я – русский солдат», и в ней, бесхитростной ленте, которую сегодня почти нереально найти в хорошем качестве, молодой лейтенант, месяцы проживший в сумраке подвалов Брестской крепости, выходит за старым евреем на свет Божий, к гитлеровцам. Один, седой, слепой. И кровяными сухими губами говорит эту сакральную фразу, где вместо тире так и хочется поставить «просто». Это просто русский солдат, который сегодня, во множестве лиц смотрит на нас с экранов и не понимает, зачем мы мудрствуем, если есть Родина, а есть мы, чтобы ее защищать.
Знал бы он все это ленточково-юбилейное, квартирно-льготное. Знал бы он нашу короткую и бесконечно вариационную память, приуроченную, дрессированную… Ужаснулся бы…
Вот оно кино, вот они новые сюжеты, не ностальгические. Так нужны они. Не бравадные эпосы, а тонкие мысли, которые ложатся еще одним слоем в сложное восприятие этой чудовищной выдумки человечества – войны и место в ней ее главного виновника и жертвы.
