Принципиально не стал читать ни одну из многочисленных рецензий на действительно удачную картину (теперь мультипликационную) непревзойденного Георгия Данелии «Ку! Кин-дза-дза», которая шагает по стране широким шагом, уверенно, роняя за собой гайки и заглушая овации скрежетом ржавой планеты, на которой ось социального сосуществования – это цветовая дифференциация штанов. Плюк, скажете вы, знаем, видели. В кино в далеком 1986-м? Нет, каждый день вокруг себя.
Плюк (который сегодня легко можно было бы переименовать в Глюк, если бы он не был отчетливо реален) приобрел за четверть века такое звучание, такую социальную окраску, что назвать это произведение «мультиком» и дать ценз в «6+» просто никак…
Я и рецензию хочу настроить именно на эту спираль рассуждений, догадываясь, что большинство кинокритиков тоже не прорисовку обсуждало.
Эзопов язык был актуален в СССР, сегодня – нет. Первый опыт «Кин-дза-дза» с Леоновым, Любшиным, Яковлевым – это был скорее эксперимент над зрителем. Он и наполнялся смыслом уже потом, потому как материя изначально была рыхлой для наполнения. Сегодня, когда в кино можно ругать власть, осуществляя право на свободу слова, цензура сохраняется разве что в кинематографических кабинетах. Там не до критики, нужно получить финансирование. Но Данелия сделал ход конем. Он придал своему детищу второе дыхание, запустил в небо, и, не являясь чем-то принципиально отличным от отца-фильма, это творение раздалось салютом.
Потому что пацаки стали реальными, эцилоппы больше не переводят бабушек через дорогу, потому что делать «Ку!» как начальнику, так и господину ПЖ – это даже не автоматизм, а раболепие с мотивацией дивидендов. Сегодня все открыто звенят цаками, стучат чатлами и пол-вселенной на карачках готовы проползти за кацэ, делая по дороге «Ку!».
Кин-дза-дза – мир пустыни, мир выморочного человечества, утратившего свой облик окончательно. Мультфильм – идеальное выражение гротескной антиутопии, где «правительство на другой планете, дорогой», а здесь от хаоса спасают разве что колокольчики в носу и цветовая дифференциация штанов. Даже бунта нет, несмотря на то, что эцилоппы тупые и жирные, а господин ПЖ вообще какой-то срамной намек на существо. Ради чего бунтовать, когда ничего, кроме песка, и не осталось.
У Оруэлла в знаменитой антиутопии «1984» был разговор о душе – здесь же такого понятия нет вовсе. Лет пятьсот назад она «надула шарик» на Плюке и унеслась в небытие, вместе с памятью, которой тоже больше нет. Поразительно четко Данелия и Габриадзе создали мир, который так органично выглядит нашим, но в котором нет ничего от нас. Таланты!
Да, по сюжету тут живые только дядя Вова и Толик – гости из прошлого со своими «тараканами», личными переживаниями, ценностями, которые, превратись они в камень, можно было бы поменять на заветную гравицапу да рвануть на другую планету, к правительству. Правда, зачем?
Странный сегодня мир, скажу я вам. В нем больше нет ничего острого. Ни мысли, ни слова, ни-че-го. Эзопов язык только для того, чтобы сказать «Ку!» с другим акцентом и присесть перед чатланином, хлопнув себя по щекам. Можно, я свольничаю и проведу сравнение с чатланами такую прослойку общества, которая сплошь оделась в желтые штаны и в промышленных масштабах крекингует нашу воду в топливо? Поэтому гротеск сегодня – отдушина для замороченных пацаков, глоток на минутку язвительной правды, от которой и хорошо, и тошнит. Нет больше выразительных средств для вещания правды, ибо и самой правды нет. Скрипач не нужен. Как перестала быть нужна Альфа с ее оранжереями, лишь холодный и безвоздушный Хануд, как итог эволюции человеческого бытия, в который скоро превратится и сам Плюк.
Мир как ржавая пружина, в которой чем больше ржавчины, тем меньше потенциальной энергии, тем больше дикого скрипа при ее растяжении. Дяде Вове с его виолончелью не перенести этого скрипа, а Толику не составит труда под этот скрип даже спеть, лишь бы не забыть слова: «Мама, мама, что я буду делать…»