Сведены в каталог потери Тверского музея в годы войны
Собрание Тверского музея, открытого в 1866 году одним из первых в провинциальной России, было богатым. В нем находилось перед Великой Отечественной войной порядка 100 тысяч единиц хранения. В музее имелись обширная коллекция предметов старины, пожертвованных на протяжении пятидесяти лет, собрание археологических находок, большое число экспонатов, рассказывающих о природе Тверского края, книги и рукописи, художественные произведения. Все это, будь оно сейчас, делало бы наш областной музей не уступающим ведущим столичным собраниям. Увы, старый Тверской музей остался только на редких фотографиях и в описаниях.
Представленный на минувшей неделе «Сводный каталог культурных ценностей Российской Федерации, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны» (том 17), изданный в рамках программы Министерства культуры РФ, рассказывает именно об утраченных бесценных предметах, пропавших в 1940х годах из Тверского музея. В каталог вошла только небольшая часть утрат, в основном из археологической и нумизматической коллекций, а также из церковной утвари. Шанс, что когдато чтонибудь из этих вещей найдется, остается. Музей в Твери не погибал при оставлении города и последующих боях за него, как было во Ржеве, его не уничтожали целенаправленно оккупанты, как в Старице, бомбы не падали, как в Торжке. И, однако, из довоенных коллекций сейчас можно увидеть в Тверском государственном объединенном музее не более двух процентов экспонатов (около двух тысяч единиц хранения).
Почему так получилось, рассказывали на презентации генеральный директор Тверского государственного объединенного музея Татьяна Черных и непосредственно работавшие над составлением каталога сотрудницы Валентина Глафирова и Светлана Герасимова. Почти детективная история музея в годы войны, изложенная во вводной статье каталога (автор этого очерка Валентина Глафирова), сама по себе заслуживает того, чтобы ее узнали более широко в нашей области.
Музей перед оккупацией не успели эвакуировать. Сделать это не так просто. Это не покидать вещи в ящики, тормознуть проезжающий поезд или грузовик и увезти все в безопасное место. Мыто знаем, что достаточно было вывезти все хоть в Сахарово – и немцам бы ничего не досталось. Но какое место и насколько было безопасно в 1941 году, не знал никто. К тому же музейщики – государственные служащие. Есть приказ – эвакуироваться, значит, эвакуируемся, нет – сидим и ждем. Приказа в неразберихе октября 1941 года никто не отдал. Музей остался в городе.
Как выясняется, на тот момент под музейные хранилища использовались три здания бывших церквей: Вознесения, Воскресения и Мины и Виктора. Экспозиция была в Вознесенском соборе. Она пострадала во время оккупации, но здание уцелело. Собор при немцах действовал, художественное собрание находившейся в нем и тогда уже бывшей отдельной структурой картинной галереи большей частью сохранилось. Зато погибла трапезная часть церкви Мины и Виктора, сгоревшая вместе с большей частью Затверечья во время боев за город. Там находились как раз те коллекции, которые теперь почти утрачены – археология, предметы старинного быта, ткани, книги. Третьим хранилищем был нынешний кафедральный Воскресенский собор. Он пострадал во время оккупации, были выбиты окна, двери, много предметов растащили мародеры во время безвластия в городе. Но чудом никто не нашел семь упакованных и подготовленных для эвакуации ящиков с содержанием особой кладовой – бывшей ризницы собора и тверских монастырей. Вся коллекция церковного серебра (триста шестьдесят единиц) сохранилась.
После освобождения города вещи из разрушенных хранилищ нужно было извлечь, описать и – отправитьтаки в эвакуацию. Летом ждали нового немецкого наступления, и оно было вполне реально в 1942м, так что остатки Тверского музея отправились в Кашин. Только в 1944 году ценности вернулись назад.
Два переезда, как известно, равны пожару. А Тверской музей переезжал, как рассказали его сотрудники, не два раза, и не только в войну. Еще в 1935 году его «попросили» из Императорского Путевого дворца, который заняли советские учреждения. Прибавим послевоенный переезд обратно во дворец и из дворца в нынешнее здание. Получится нерадостная картина пасынка областной культуры, которым был все советские годы музей. А сколько «немузейных» предметов: мебели, посуды, тканей – списывались в различные советские учреждения в 1940х годах, где, по понятиям того времени, они были нужнее. Куда пропали потом уникальные вещи (ткани, мебель, посуда), отданные курсам лейтенантов, госпиталям, облоно? Скорее всего, их просто уничтожили. Сколько всего разграбили жители города в те два дня октября 1941 года, когда город был ничей? Едва ли не больше, чем оккупанты. Тем более, мы точно знаем, что организованного вывоза немцами музейных предметов из города Калинина не было.
Поразительно, но за семьдесят лет, прошедших со дня освобождения города, только теперь появилась возможность както обобщить и понять, что же мы потеряли. В списке из 1228 экспонатов, указанных в каталоге, портреты Терентия Волоскова и святителя Нектария Тобольского (теперь известные только по дореволюционным репродукциям), манекены – настоящие произведения искусства с подлинными образцами традиционного женского костюма разных уездов Тверской губернии (остались от них только фотографии С.М. ПрокудинаГорского) и многое, многое другое. Чтото из этого, возможно, попало потом в другие собрания, но при этом были утрачены истории происхождения этих вещей, а они подчас не менее ценны, чем сами экспонаты. Большинство музейных предметов для нас потеряны навсегда, поскольку поступили перед войной из разоренных усадеб и церквей и их даже не успели описать и толком поставить на музейный учет. В те годы поступали они коллекциями, записывались на один номер, а сколько там было предметов – иногда был не один десяток – уже навсегда останется тайной. Музейные работники делали все, что могли, и даже больше. Зная сейчас условия того времени, когда простое упоминание о старой России как культурной стране могло привести к известным печальным последствиям, нельзя винить их в этой небрежности. Они спасали вещи до лучших времен, которые, увы, наступили очень не скоро. Прежде была война…
Музеи в России (все вообще) понесли в 1930–1940х годах огромный урон. Война позволила «списать» на свой счет огромное варварство, которое своя же страна производила по отношению к великой русской культуре. Возможно, именно поэтому так неохотно и медленно разрешалось вести после нее учет потерь. Видимо, слишком много было среди отвечавших тогда за культуру местных чиновников откровенного воровства и разгильдяйства. И на этом фоне каталог утраченных культурных ценностей – акт гражданского мужества, признание факта, что на самом деле и в 1941 году можно было избежать таких потерь.
И теперь хотелось бы поскорее дождаться выхода следующих томов, рассказывающих о потерях музеев малых тверских городов. Ведь за каждым выходом такого тома для нас открывается надежда (пусть небольшая) на обретение утраченного.
Илья СЕРГЕЕВ
