27 НОЯБРЯ 2009 года в результате террористического акта в Бологовском районе недалеко от деревни Хмелёвка был подорван поезд «Невский экспресс», следовавший из Москвы в СанктПетербург. 27 человек погибли, более 130 были ранены. Это событие в одночасье всколыхнуло не только Россию, но и весь мир. 29 августа в Тверском областном суде назначено предварительное слушание по этому делу. А вот в самой Хмелёвке спустя почти два года с той трагической даты запланированный мемориал так и не установили, нормальной дороги не сделали, а в нескольких метрах от креста, установленного в память о жертвах террористического акта, земля устлана развалинами дома, через которые вынуждены пробираться приезжающие на место крушения поезда родственники погибших.
В Хмелёвку мы отправляемся с местным дачником Робертом Оношко, приезжающим сюда на лето. Деревня находится всего в километре от места, где произошел теракт, и примерно в трех километрах от станции Лыкошино, через которую и лежит наш путь. Роберт Альфонсович оказался человеком с весьма интересной биографией: сорок лет проработал в органах внутренних дел и вышел в отставку в звании полковника. В 1988 году, будучи начальником следственной части при областном УВД, присутствовал на месте крушения поезда «Аврора» – тоже в Бологовском районе, близ перегона Березайка.
Тогда виною случившегося стали преступные действия старшего дорожного мастера, самовольно отменившего ограничение скорости на аварийном участке.
Итак, мы в пути. Три часа по трассе Москва – СанктПетербург, поворот на Бологое. Через пятнадцать минут достигаем самого города. От него еще полчаса по живописной, бегущей через лес дороге до Лыкошина, и мы почти на месте. Но именно почти. Потому что самой трудной частью пути оказался трехкилометровый отрезок от Лыкошина непосредственно к Хмелёвке. Именно на нем в ночь после взрыва застревали кареты скорой помощи, а медики добирались до места крушения пешком, по колено в грязи. Дорогу начали строить, но в начале нынешнего августа работы (как говорят, изза прекращения финансирования) приостановили. После дождей высокую песчаную насыпь уже начало подмывать, и двигаться по ней пришлось с большой осторожностью. Повезло, что день выдался сухой и солнечный. В другую погоду, по заверениям нашего провожатого, добраться до деревни на легковушке было бы просто нереально.
Но вот мы наконец на месте. Чуть углубившись внутрь деревни, упираемся в самодельный указатель с надписью: «Мемориал 1 км». Его установили местные жители, поскольку приезжающие на место трагедии родственники погибших постоянно путались и проезжали прямо, спускаясь вниз к речке Званке. Поворачиваем согласно стрелке указателя. Минуя несколько домов и оставляя позади деревню, машина спускается в лес и движется по узенькой дорожке. Борта задевает растущая по бокам трава. Через пару минут наша «Волга» упирается в выкошенный, утрамбованный пятачок, на котором можно развернуться. Дальше дороги нет, в бок ручейком ныряет извилистая тропочка, ведущая к железнодорожным путям.
Когда выходим на место, взору открывается то самое безобразие, о котором еще в дороге рассказывал наш провожатый: вверх от самой земли поднимаются две недоразваленные печные трубы. С грустной иронией местные жители сравнивают их с ньюйоркскими башнямиблизнецами, также уничтоженными в результате теракта. Вокруг местных «близнецов» конгломерат из обломков кирпичей, досок и кусков размокших от дождя обоев: все то, что осталось от бывшего жилья Елены Михайловны Голубевой, первой оказавшей помощь раненым пассажирам. Не так давно старенький сруб на пригорке железнодорожного полотна, опустевший после того, как бабушка переехала в предоставленный ей дом в Лыкошине, купила для какихто своих нужд колония, располагающаяся в окрестном селе Михайловское. Убрать оставшееся после вывоза то ли просто забыли, то ли не собирались вовсе. В нескольких метрах от креста валяется растрепанная подушка от дивана.
– Мне, постороннему человеку, от этой помойки не по себе, – возмущается Роберт Оношко. – Представьте, какие впечатления у родственников погибших, которые сюда приезжают.
Недоумение вызывает и то, что новую железнодорожную платформу сделали почемуто только с одной стороны – именно с той, на которой поезд сошел с путей. Платформа с другой стороны осталась в первозданном состоянии полной некондиции, и на подходящую электричку пассажиры забираются только с помощью друг друга. Видимо, на тех, кто дань памяти отдал и собирается в обратный путь, удобства решили ограничить… Кстати, будущий мемориал, судя по всему, планируется воздвигнуть именно на этой стороне. Участок травы под него совсем недавно выкошен, что должно свидетельствовать о намерении в ближайшее время начать работы. Будем надеяться, что так оно и есть.
Осмотревшись на месте, возвращаемся в деревню. По дороге встречаем старосту Нину Львову. Несмотря на преклонные года, энергии этой женщины могли бы позавидовать многие молодые. Рядом с ней две подруги и соседки по деревне Валентина Тимофеева и Валентина Сеничева – бывшие ударницы местного совхоза «Всходы», а ныне пенсионерки и вольные хозяйственники. Именно они и составляют местный «актив», на котором держится быт деревни. Постоянных жителей здесь около сорока человек. Молодежи практически не осталось, что вполне понятно: ни работы, ни хотя бы элементарных благ цивилизации в деревне нет. Нет даже колонок с водой, не говоря уже про газ: его в этом году только дотянули до Лыкошина. Многие представители сильного пола разгоняют накатывающий сплин стандартным русским способом. Проще говоря, пьют.
С дороги нас пригласили к столу: отдохнуть, перекусить и, конечно, поговорить. О трагедии двухлетней давности мои собеседники говорят так, будто все произошло вчера.
– Сначала взрыв особого внимания не привлек, – вспоминает Валентина Тимофеева. – Мы к этому привыкли. Недалеко отсюда, в Угловке, добывают известняк, поэтому взрывы слышим частенько. А потом, когда мы обо всем узнали, туда уже было просто не подобраться. Милиция, пожарные, врачи…
– Но нас это все равно коснулось, – подхватывает разговор Валентина Сеничева. – Вся эта огромная техника шла мимо нас. Муж стоял заместо теперешнего указателя и рукой махал, куда ехать нужно. Если бы они к речке спустились, вниз, наверное, все бы там застряли.
Потом еще целый год после происшедшего всех жителей опрашивали представители правоохранительных органов, пытаясь выяснить хоть какието детали, способные помочь следствию. Выведывали все досконально: какие машины проезжали, цвет и форма фар, ширина колес… От длительных расспросов хмелёвцы, по их собственным словам, порядком устали. Но относились к людям в погонах с пониманием, искренне желая вспомнить хоть чтото полезное.
– Все это было просто ужасно, – вторит своим подругам Нина Васильевна. – Начинаешь вспоминать, и дрожь пробирает. Да и родственники тех, кто там погиб, не дают забыть: каждый день тричетыре машины через деревню проезжают, а иногда и с десяток. И все спрашивают, когда дорогу нормальную сделают. Когда идет дождь, песок в кашу непролазную превращается. А мы сами ничего не знаем. Делали, делали, потом перестали вдруг. Ночью всю технику угнали. В начале августа это было. Вот до сих пор все так и стоит. А дорога эта единственная, нам по ней детей в сентябре в школу возить. Автолавка с продуктами приезжает тоже по ней.
Сейчас надежда на то, что дорогу доделают, всетаки появилась. На днях информационный вакуум, в котором пребывали хмелёвцы, заполнил глава Валдайского сельского поселения Александр Высоцкий, сообщив, что финансирование возобновлено и работы будут продолжены в самое ближайшее время.
– А как знаменитая баба Лена поживает? – спрашиваю я у собеседниц.
– Ой, а вы к ней заедьте! Она в Лыкошине живет, за самым мостом. Ей теперь хорошо, только нам без нее скучно. Она же наша, хмелёвская. Вы ей привет обязательно передайте!
Аккуратненький, обитый сайдингом домик показался сразу же, как машина вынырнула изпод железнодорожной арки. Во дворе заливисто лает маленькая собачонка. Как только подхожу к крыльцу, в приоткрытом дверном проеме появляется старушка. Такая же простая, как ее соседки, получающие грошовую пенсию, и безжалостно распиаренная на всю страну жадными до сенсаций корифеями федеральных СМИ. Искореженные обломки поезда и обезумевшие крики о помощи из ее памяти не изгладить уже ничем.
– Я только услышала, как щебень мне в стены полетел. Свет сразу погас, темно было. Ничего не видно. Вышла зятю позвонить. А потом он прибегает и говорит: бабушка, там поезд с рельс сошел. У меня, сынок, комнатка была пятнадцать метров, их там восемь человек раненыхто лежало. Время уже прошло, думала – ничего, а теперь вот тяжело…
Старушка чуть опускает голову, тянет к глазам сморщенную руку и ненадолго умолкает. Но через минуту продолжает вспоминать.
– А потом на меня журналисты сразу же налетели: покажи да расскажи. Прохода прямо не давали. Зятьто рядом с участковым стоял, так сказал ему: отстрани бабулюто от них. В дом ушла, так они потом и туда набежали, как будто я преступница какая. Там путейцы рядом костер разожгли погреться, а по телевизору наплели, что это я греться хожу, потому что в избе холодно. Срамто какой! Бессовестные…
Слушая это, я, наверное, первый раз испытал стыд за то, что волею судеб принадлежу к журналистскому племени, о котором баба Лена говорит с таким возмущением. Но тут она вдруг предложила: «Давайте чайку вскипячу». И об истории с экспрессом мы больше не говорили. С волнением Елена Михайловна достала из серванта фотографии двух правнучек, рассказала, что недавно справила юбилей, на который приходили ее подруги из Хмелёвки…
Уже прощаясь, у самой калитки баба Лена вдруг потянулась ко мне, обняла и сказала: «Приезжайте еще, двери всегда открыты!» И помахала рукой вслед. Уже в дороге, пытаясь разобраться в смешанных чувствах от встречи с бабой Леной, я понял, что меня так взволновало в этом человеке. Открытость и неподдельная искренность. Перед тем как расстаться, Елена Михайловна показала свой новый дом, но ходила както растерянно, неуверенно, не похозяйски. «Это все государственное, сынок. Меня когда привезли сюда, все уже было», – звучали в памяти ее слова. Новому жилью бабушка, конечно, рада, но рада как какомуто внезапно свалившемуся и незаслуженному чуду. Свою помощь пострадавшим при крушении поезда баба Лена заслугой не считает: разве можно было в той трагической ситуации поступить както иначе, не проявив к тем несчастным обыкновенной человечности?
Антон СТАРИКОВ
Фото автора
