В государственном областном архиве есть интересная папка – документы «Конторы строения города Твери». Это учреждение было создано в мае 1763 года, сразу после разрушительного пожара, практически уничтожившего центральную часть города. Восстановление Твери императрица Екатерина поручила смоленскому губернатору Виллиму Фермору, а тот назначил управляющим в Твери своего помощника молодого инженера Борисова.
Кто такой Борисов, мы не знаем – просто исполнитель, который следовал указаниям своего начальника. А вот кто такой Фермор – о, это фигура для той эпохи значительная. И уж точно важная для тверской истории. Шотландец, поступивший на службу в русскую армию еще при Петре Великом. Начинал со скромной должности бомбардира и дослужился до командующего русской армией. В Семилетнюю войну именно Фермор разгромил войска прусского короля Фридриха, считавшиеся непобедимыми. Это про Фермора, стоявшего насмерть в битве при Цорндорфе, прусский король сказал: «Этих русских легче убить, нежели победить!». Именно Фермор завоевал для России Восточную Пруссию с Кенигсбергом. Но потом пришел император Пётр III, большой поклонник административных и военных талантов прусского короля, и захваченную Пруссию ему вернул. Фермора это взбесило, и он подал в отставку.
Но вскоре Петра на русском троне сменила Екатерина, и она вновь призвала Фермора на государственную службу! Сначала назначила его сенатором и смоленским губернатором, а в мае 1763 года поручила ему руководить восстановлением Твери.
Поручения императрицы проигнорировать было нельзя. К тому же Екатерина была женщиной суеверной и уничтожение пожаром Твери, древней русской столицы, да еще случившееся в первый год ее царствования, восприняла как дурное знамение. Следовало привести Тверь в порядок, на что Екатерина не пожалела ни средств (выделив единовременно сразу 200 тысяч рублей, сумму по тем временам гигантскую), ни кадровых ресурсов (поручив восстанавливать город Фермору, а «архитектурной часть» руководил ее любимец архитектор Никитин). И строго наказала отстроить Тверь так, чтобы она стала еще краше, чем была до пожара. Для нее помощь Твери была пиар-проектом, благим делом на пользу своим подданным. А вот для Фермора и Борисова восстановление Твери стало, без сомнений, нелегкой задачей. В городе сгорело около 800 обывательских домов. Сгорели все присутственные учреждения в центре Твери вместе с архивами, сгорела лесобиржа со штабелями дров. Огонь уничтожил и армейские соляные амбары, где хранились стратегические запасы соли, и не пощадил даже городской казны.
Поэтому руководители «конторы строения города Твери», судя по переписке, не всегда находили общий язык. Фермор, как человек военный, постоянно интересовался, как идет строительство новых казарм для размещения гарнизонной команды (и даже предлагал на время строительства разместить солдат на постой в одном из уцелевших тверских монастырей). Борисов же, присутствовавший в Твери и непосредственно наблюдавший страдания жителей, больше переживал за своевременную поставку хлеба для бесплатных раздач (по указу Екатерины в Твери целый год после пожара бесплатно раздавали хлеб всем погорельцам). К тому же он непосредственно общался с подрядчиками, занимавшимися строительством, и то и дело писал: у купца Глушкова отказался брать кирпич, «поелику он моченый снизу». У обывателя Максимова забрал слугу Офрания, который «в столярном деле искусен». А у подрядчика Топорова отказался покупать сосновый лес, потому что тот загнул за него тройную цену. На что Фермор написал, что как смоленский губернатор дал приказ заготовить для тверской стройки сосновый лес «лутшего качества», и обоз с этим лесом уже на пути в Тверь!
Кроме того, Борисову приходилось постоянно разбирать конфликты то с местными чиновниками (при этом он отмечал и усердных, предлагая наградить, например, «недоросля Оглоблина» за тщательное ведение дел). Но чаще всего Борисову приходилось разбираться с тверскими домовладельцами, которые ни в какую не желали сносить свои дома, уцелевшие при пожаре, для перестройки центра Твери по новому проекту.
Как мы теперь знаем, вместо хаотичной застройки центральной части города архитекторы предложили перестроить Тверь в камне согласно принципам регулярной планировки. Украшением стал «версальский трезубец» – три луча улиц, расходящихся из одной точки – как в Санкт-Петербурге, Версале и Риме. Город получил единую планировку, улицы застраивались «единой фасадой», каменными зданиями, располагавшимися как солдаты в строю. Однако чтобы этого добиться, руководителям проекта перестройки Твери Борисову и Фермору пришлось выдержать настоящее сражение.
В документах «Конторы строения Твери» то и дело встречаются жалобы Борисова, которые он отправлял Фермору. Борисов, надо полагать, сохранил не самые приятные воспоминания о тверских порядках. Он жалуется на затягивание сроков, на поставки некачественных материалов, на толпы просителей. Больше всего Борисова бесили архитекторы, которые далеко не сразу представили проект «дома примерного» – типового каменного здания, которыми следовало застраивать «единую фасаду» в Твери. Дома эти были явно рассчитаны на простые вкусы – никаких украшений, колонн и бордюров и стоят, как солдаты в парадном строю. А может, причина заключалась в том, что Тверь требовалось застроить как можно быстрее и на архитектурные излишества не было ни времени, ни средств. Впоследствии домовладельцы, конечно, украшали свои здания, но дух «массовой застройки» екатерининского времени не выветрился до сих пор…
Фермор постоянно писал записки со своими пожеланиями о строительстве новых домов. Читать их – то еще испытание. Поскольку русский для Фермора не был родным, а рука его больше привыкла к шпаге, чем к перу, записки он писал поразительно корявым почерком и в дикой орфографии – например, слово «апартаменты» Фермор везде пишет как «ипортаменты», поди догадайся. В свою очередь, Борисов, составляя отчеты, писал их округлым ровным почерком – все же начальнику пишет.
Контора строения Твери просуществовала всего пять лет. В 1768 году Фермор (ему было уже 67 лет) запросился в отставку. К тому времени Тверь уже более-менее застроили, однако в царствование Екатерины она еще дважды горела, и каждый раз императрица давала денег на восстановление. Не исключено, что она считала наш город талисманом, обеспечившим ей счастливое правление.
В честь блистательной императрицы центральную улицу Твери назвали Екатерининской.
Однако под этим именем она прожила недолго. Сын Екатерины Павел, не испытывавший к матери особо нежных чувств, распорядился улицу переименовать. Тверской магистрат исполнил императорское повеление, и улица стала называться Миллионной. Хотя это название также имеет отношение к Екатерине: в честь якобы миллиона, который Екатерина потратила на восстановление города. Миллиона там, конечно, не было, но сумма такая приятная, и даже если это городская легенда – все равно красивое название.
Владислав ТОЛСТОВ
фото: архив редакции
Автор благодарит за помощь при поиске архивных документов сотрудников Государственного архива Тверской области.
