Макушка Валдая

Каждый раз, когда я смотрю на карту Валдайской возвышенности, все невольно напоминает мне мою молодость.

Вот речка Логовежь. В начале лета, чуть потеплеет, мы брали удочки, ехали до деревни Марьино и по грязи, с тяжелыми рюкзаками, пробирались на знакомый омут. Какой это был омут! В его тихом, темном зеркале, среди ивовой чащи, жила неразгаданная тайна. Мы купались в ледяной воде. Ходили босиком по колючей зеленой траве. Часами смотрели на неподвижные поплавки в омуте. Пахло черемухой. На макушках деревьев качались дрозды. В глубине, под корягами, ходили налимы. Мы ставили донки, и по ночам, в темноте, от клева налимов над рекой долго звенели колокольчики.

Вот Большая Коша. Где-то в начале этой реки, на краю болота Лыткинский Мох, есть остров глухого елового леса. Весной, по сугробам снега и потокам воды мы приходили сюда на глухариные тока. В сумерках, под вечер, выбирали ровное место на льду. Таскали жерди и делали постель в два наката. Натягивали брезент от ветра, разжигали костер и на морозе, на жердях, под шум леса сладко укладывались спать. Среди ночи, задолго до рассвета, надо было вставать, по ледяной корке осторожно идти на ток и по часу, по два, не шевелясь, стоять под какой-нибудь елкой. Было зябко, на морозе в резиновых сапогах коченели ноги, но азарт пересиливал все. Мы замирали, закрывали от напряжения глаза и слушали, слушали, пока наверху, в темноте, неизвестно где, не раздавался первый, волнующий, чуть различимый щелчок. Начинали токовать глухари …

Вот речка Мшена. Малозаметный ручей, тихо плывущий среди холмов, по низинам, мимо деревень Щучье, Веретье, Мошенка. Как сейчас вижу эти зеленые моховые холмы в сосновом бору. Тихий сентябрьский день. Длинные лучи солнца между деревьев. Кусты вереска. Белые грибы росли здесь на самом виду. Вдоль тропинки и прямо на ней, под маленькими сосенками, стояли боровики. Надо было раздвинуть мох, взять гриб за широкую, как груша, ножку и аккуратно обрезать со всех сторон. Так, покружив на месте, мы набирали корзины грибов.

Реки, озера, леса, холмы, дороги, тропинки… Сколько счастливых дней прожито в этих местах. Сколько знакомых, дорогих лиц встает в памяти при взгляде на название каждого города, каждой деревни!

В годы жизни на Селигере я часто ездил на реку Поведь. Мы ловили там хариуса. Но не это было самым заманчивым. В верховьях Поведи, за деревнями Сидорково, Ильятино, Иловицы, была макушка Валдая, на которой мне все хотелось как-нибудь побывать.

Странное дело – о ней, о высшей точке Валдайской возвышенности, никто ничего не знал. Никто туда не ходил, никто не мог сказать, где она. На географических картах в начале Поведи просто стояла точка с цифрой 347 (высотой над уровнем моря).

Эта точка всегда казалась мне, и теперь кажется, чем-то таинственным. Удивляло даже не то, что одни здешние речки текут в Балтийское море, другие – в Каспийское. Не то, что на возвышенности, в лесах, находится множество болот. И даже не то, что кто-то прошел все эти леса и сказал: «Вот, высшая точка находится здесь». Самое удивительное, как мне казалось, состояло в том, что, если прийти на макушку Валдая, можно увидеть и понять что-то такое важное, чего не понять в других местах.

В том году, летом, у меня родился сын. Наверное, я никогда не собрался бы идти неведомо куда, но тут для этого хождения была как бы причина. Другие ходят на Джомолунгму, плавают вокруг света. Я дал более скромный обет – сходить на макушку Валдая.

Главная трудность состояла в том, чтобы ее найти. После того, как географы обнаружили высоту 347, в этих местах многое изменилось. Часть леса была вырублена, сплавлена по рекам. На протяжении десятков лет, по словам лесников, сюда никто не ходил. Так что теперь ту же гору предстояло открывать заново. Я запасся анероидом (прибором для определения высоты) и от деревни Сидорково пошел вверх по Поведи, в направлении Иловиц.

Сначала я шел по дорогам, потом по тропинкам, потом по руслу Поведи. В то время, осенью, она была мелкой, но чем дальше, тем больше напоминала реку в горах – среди высоких обрывистых берегов с шумом несся по камням быстрый поток, непохожий на речку Поведь там, в среднем течении.

Я долго шел по реке, потом по болотам, по кочкам, по густому чапыжнику. Оттуда, куда я шел, бежали многочисленные ручьи. С каждым километром стрелка анероида поднималась все выше. Наконец, подсчитав давление, я понял, что достиг уровня примерно около трехсот двадцати метров. Где-то здесь, видимо, и надо было искать вершину Валдая.

Мелколесье постепенно сменилось непроходимым еловым лесом. Если раньше видны были следы волоков, по которым возили лес, кое-где попадались просеки, то теперь кругом стоял непроглядный урман. Невидимая гора постоянно чудилась мне рядом, в какой-нибудь сотне метров, но там, куда я приходил, раз за разом оказывалось ровное место.

Наконец, выйдя из очередного болота и валясь с ног от усталости, я начал подниматься, как мне казалось, куда-то вверх. Сердце мое билось. Среди чащи виднелась небольшая прогалина. Я вышел на нее и увидел остатки геодезической вышки. В свое время она стояла на вершине Валдая. От нее на многие километры волнами расходились зеленые, в лесах, гряды холмов.

 Я растерянно улыбался и все смотрел кругом, словно пил холодную воду и никак не мог напиться. У меня было чувство, что эти леса, холмы, болота, каждый километр земли и воды, пройденные мною пешком, все было мое. Я помнил каждое дерево, на котором заломил вешку, каждую кочку, на которой садился отдыхать.

 Забылось, растаяло все мелкое, тревожащее, ничтожное. Мир был велик и прост. Я сидел на вершине Валдая и думал о своем сыне.

Потом у меня родился второй сын. Я снова побывал в тех же местах – с другой стороны, через эстонские хутора. Но мысли мои снова были о доме.

Какими они будут, мои сыновья?

Придет пора – мы так же пойдем в лес, на реку, на озеро. Будем ловить рыбу, собирать грибы, просто ходить по нашей ненаглядной земле. Будут ли они любить все это? Будут ли они когда-нибудь любить меня так же, как я люблю и всегда буду любить их?

Владимир Исаков