Даже далекие от церкви люди знают имя протоиерея Вадима Махновского – почетного гражданина Конаковского района, руководителя известной Хоровой школы мальчиков и юношей города Конаково, где он вместе со своей супругой Натальей Махновской преподает больше тридцати лет. На днях ему вручили медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.
– Отец Вадим, расскажите, пожалуйста, о своих занятиях музыкой.
– Мама – музыкант, отец – инженер. Мы жили в Одессе, когда мне было пять лет, переехали в Москву. И я поступил в Московскую капеллу мальчиков. Там дети учились десять лет, в программе каждый день, кроме общеобразовательных, было три-четыре музыкальных предмета.
– Вот это нагрузка!
– Уроков было много, домой с Пушкинской площади (наша школа находилась в самом центре Москвы) возвращался в шесть-семь часов вечера. Но учиться нравилось – были очень хорошие преподаватели, которые открывали мир музыки и воспитывали любовь к этому искусству. Помогал и Господь: у мальчишек наступает момент неприятия музыки, когда становится интереснее футбол, хоккей, баскетбол, активные игры – ведь каждый день стоять и петь надоедает.
– Надо, наверное, просто пережить этот период?
– Да, важно, чтобы родители не шли на поводу у детей, проявили твердость. Потом этот период заканчивается, ребята начинают видеть красоту музыки, у них появляется интерес к занятиям. Это же мы видели потом в своей школе.
– В каком возрасте происходят эти перемены?
– Когда начинается мутация голоса, в 13–14 лет. У ребят идет бурный рост – они уходят на каникулы мальчиками, а приходят в сентябре юношами. Период сложный, но прекращать занятия нельзя: давно замечено, что если совсем не заниматься и не петь, можно потерять учеников. Петь надо, но аккуратно.
– Такое впечатление, что при создании хорового коллектива предпочтение отдается мальчикам. В чем особенность их голосов, по сравнению с голосами девочек?
– Хоров девочек на самом деле больше, для них петь – одно удовольствие. А мальчишки… Можно сделать форму из пластилина, а можно – из твердого дерева, это труднее, но и более ценно. Девочки могут петь все что угодно, а мальчики то, что им не нравится, не поют. А уж если что им полюбилось, то исполняют это с особым вдохновением.
– В церквах обычно видим хор мальчиков.
– В соборах и храмах привлекали мальчиков еще и потому, что пение имеет огромное воспитательное значение. Но и природа их голосов особенная. Девочки превосходят их по виртуозности, выученности, но не звучанием. Василий Орлов, руководитель Синодального хора, состоявшего из мальчиков и мужчин, в начале XX века был на гастролях в Италии и Англии, где с лучшими хоровыми коллективами Европы выступали русские певцы. Они поражали тамошних хормейстеров необыкновенным звучанием своих голосов; даже приглашались врачи, чтобы понять, как устроены связки наших вокалистов. Им заглядывали в глотки, пытаясь найти ответ на вопрос, почему они выдавали такой невероятно красивый, тембрально очень богатый звук.
– То есть можно говорить об особенности русского пения?
– Именно так. Но, увы, есть такое понятие «обмирщение». В XVIII – начале XIX века западноевропейская хоровая и инструментальная музыка существовала отдельно от церкви, а вся русская хоровая музыка была неразлучна с богослужением, которое давало мощь, благодать, являлась частью целого – всего литургического действа.
– Но когда вы учились в капелле, духовные произведения были запрещены.
– И тем не менее их исполняли, правда, в сочинениях Бортнянского и других авторов заменяли слова – вместо Бога что-нибудь про природу, про то, что взошла заря и прочее. Но трепет, присущий духовным песнопениям, там присутствовал. В середине 1980-х годов Владимир Минин, художественный руководитель Московского академического камерного хора, стал исполнять написанные для церкви произведения. На афише было написано «Рахманинов, опус 31», но все знали, что это Литургия. Минин был двигателем русской хоровой культуры, начиная с середины 1970-х и практически до нашего времени. Он жив, ему сейчас 94 года.
– Возрождение церковных песнопений началось в Москве и Петербурге?
– Да. В маленьких городах процесс шел наиболее болезненно. Когда мы с супругой приехали в Конаковский район, родители и их дети воспринимали идею хоровой школы настороженно: все казалось им диким – какие-то духовные песнопения, зачем это надо?
А потом я пришел в церковь
– На каком этапе вашей учебы и работы вам помогла прийти в церковь музыка? Без ее участия ведь не обошлось?
– Конечно. Я окончил академию музыки имени Гнесиных, меня взяли в аспирантуру, точнее, ассистентуру – она связана с практикой, а не теоретическими дисциплинами. Потом мне предложили работу на вокальной кафедре. Я дирижировал оперные спектакли и задавался вопросом, почему одни произведения звучат вдохновенно, а с другими, как бы исполнитель ни старался, ничего не выходит. В чем глубинная красота, как ее можно выразить? Я мучился, пока постепенно не стал приходить к пониманию, что настоящая музыка, духовная, связана с небесами и вдохновлена Богом.
– Разве речь не идет просто о разных жанрах, церковных и светских, в которых есть оперы Верди и Чайковского?
– Верди написал Реквием, Чайковский – несколько духовных произведений и даже Литургию и «Отче наш», Рахманинов – Всенощную и Литургию. В то время началось стремление к театральности в искусстве, на это повлияла секуляризация общества. Произошел перелом, музыка стала самостоятельным видом искусства, композиторы искали себя в опере, симфонии, других музыкальных жанрах.
После того, как я стал ездить в Тверскую область к священнику Борису Нечипорову, ставшему для нас духовным наставником и открывшему божественное проявление в человеке, я понял, почему одна музыка прекрасна, а другая нет. Отец Борис помог найти ответы на многие вопросы – откуда берется вдохновение, как проявляется любовь Бога к человеку, почему музыка так прекрасна.
– Как вы с ним познакомились?
– Летом я обычно уезжал в деревню, снимал у какой-нибудь бабушки комнату, в Доме культуры занимался на фортепиано. В Конаковском районе, куда меня однажды пригласили после того, как довелось дирижировать дипломные сочинения группы студентов композиторского отделения академии имени Гнесиных, я нашел себе супругу и там же познакомился с человеком, который привел меня в церковь. Выпускник МГУ, кандидат психологических наук, настоятель храма Ильи Пророка в селе Селихово Конаковского района, протоиерей Борис Нечипоров был выдающимся педагогом и замечательным человеком. Более десяти лет я преподавал в академии на оперно-симфоническом отделении, разучивал оперы. А потом ушел в церковь.
– Через десять лет поисков!
– Это было в 1991 году, я стал метаться, отец Борис сказал: «Ты держишься за музыку. Посмотри, как у Сергия Радонежского бояре Пересвет и Ослябя не побоялись уйти в монастырь, стали монахами, а потом защитили русскую землю». То было время слома, все рушилось, люди выбирали себе судьбу. С одной стороны, полный развал, с другой – религиозный подъем, возрождение храмов и монастырей. Эти годы были решающими в жизни многих.
Моя супруга жила в Конаково, работала в музыкальной школе. Я ездил к ней, а когда меня рукоположили, служил в Селихово, тогда единственном действующем храме в округе, в десяти километрах от Конаково. Потом меня перевели в Карачарово настоятелем храма в честь Петра и Павла, где сейчас и служу. Вначале было трудно: в голове постоянно звучала музыка – ведь вся жизнь была с ней связана. Уйти было сложно, но отец Борис поддержал.
– И музыка все-таки к вам вернулась.
– Да, Господь все вернул. Думали, будем как любители заниматься, но получилось по-другому.
Педагог, администратор, священник
– Хоровая школа тогда же и появилась?
– Да, это все отец Борис, его заслуга. Он понял, что без поддержки государства воспитанием детей на полную мощь заниматься нельзя, и администрация района ему поверила. Он открыл культурно-образовательный центр «Новая Корчева», хоровую школу мальчиков, была даже одно время иконописная школа. В 2013 году меня назначили директором хоровой школы.
– Сколько детей прошли через школу?
– Наверное, несколько тысяч, здесь всегда учится около трехсот мальчиков. В школе действует общеобразовательная программа, каждый год набираем 30 учеников в возрасте от трех-четырех лет. Программа сложная, дети учатся до 18 лет, переходя из одного хорового коллектива, для самых маленьких, в другие, в концертный и юношеский хор. Жена – пианистка, композитор, преподает фортепиано, руководит концертным хором. Наши коллективы много выступают, получают призы и награды. Показателем нашей работы можно считать и тот факт, что родители приводят к нам сначала одного, а потом и второго ребенка, а спустя годы бывшие ученики отдают в школу своих сыновей.
– Удивительно, что в маленьком городке такая серьезная образовательная организация.
– Вы правы, обычно это удел больших городов. Есть еще в Дубне сильная школа, но это скорее исключение из правил. Самое ценное для хоровых коллектив мальчиков – это традиция. Дерево начинает плодоносить через пять лет, и мы первые годы терпели, пока не начала оформляться традиция. Главное, чтобы она осталась после нас. Мы готовим себе преемников – талантливых верующих учеников. Важно, что идет воспитательный процесс, и он приносит свои плоды – у нас много ребят, которые ходят в храм, живут духовной жизнью, поют, и как поют! Не зря говорят, что хор мальчиков – звучание, подслушанное у Бога.
